Николай Оцуп - Океан времени Страница 12

1918

Автомобиль

Сергею Оцупу

Яростный рев сомкнутых уст,Гневная дрожь, рванул, понес,И на песке примятом хрустМягких и розовых колес.

Сердце исправное стучит,Клапанов мерен перебой,Сверху для бега все ключи:Сердце стучит само собой!

Только столбов мгновенный ряд,Да ворчунов-прохожих злитГолубоватый едкий яд,Долго не тающий в пыли.

Сколько тяжелых как слоны,Легких и быстрых как челнок,Как они могут звать и ныть,Как у них много быстрых ног.

Фары горят, стучит скелет,Газы упругие пыхтят,Только тягучий едкий след,Только столбов мгновенный ряд.

1918

«Синий суп в звездном котле…»

Синий суп в звездном котле,Облаков лимонные рощи,А на маленькой круглой землеЕдет жучок — извозчик…«Погоняй, извозчик, скорей…Направо… у тех дверей!..»

«Дай-ка сдачи! Ну же, проснись!..»Фонари у парадного стойла,Но клячонка глянула ввысьИ хлебнула небесного пойла…Сдачи? Неуловима, нет,Еле зримая пыль монет!

Только бы устоять на ветру,Сдунет, сдунет с земли покатойВ синюю, как море, дыруС западной каймой розоватой…Тонет, тонет в котле золотомМой извозчик с тонким кнутом?

Вот еще колея и грязь —Все следы осеннего плача —Но мелькнули спицы, взнесясь,Как комарик пискнула кляча…Я один на гладкой земле —Крошка хлебная на столе.

Больше не вздремнет у воротМой неуследимый извозчик,Звездочету ли брань пошлетВ телескоп голодный и тощий?Чуть приметна колес стезя…Верно и в телескоп нельзя?..

Улетай, улетай, улетай!Устою ли, к дверям прижатый?Как песчинка сам внезначайПролечу по земле покатой,Словно сахар в горячей мглеРаспущусь в золотом котле.

«В легко подбрасывающем автомобиле…»

В легко подбрасывающем автомобилеГубы его изредка закрывали мои глаза.«Для любви, для любви этот шелест несущих крылий»,—Быстро летящим шепотом он сказал.

Пробегали над нами смеясь деревья,Но строгая не улыбалась звезда,И вдруг я увидела дым кочевья,Где это тело расцветало, не знаю когда.

Как по звездной, золотистой ниткеПамять искрой взбегала. Вспыхнул дымный луг,И луна заглянула в качаемый полог кибитки,Где глаза мои смуглый и белозубый целует друг.

Концерт

Дрогнули два-три листочка липок,Мы глаза смежили от жары,И вступили голосами скрипокВ первую сонату комары.

Самого взыскательного слухаЭти скрипачи не оскорбят,Внятно на виолончели мухаЗаиграла около тебя.

Море и песок сухой и мелкий,И на рампе миллион свечей,Замирают медные тарелкиЧуть позванивающих лучей.

Дирижер скрывается за краемОблаков, уже пора назад…Где-то брызнуло собачьим лаемИ веселым хохотом солдат.

Элегия

О, жизнь моя. Под говорливым кленомИ солнцем проливным и легким небосклономБыть может ты сейчас последний раз вздыхаешь,Быть может ты сейчас как облако растаешь…И стаи комаров над белою сиреньюТы даже не вспугнешь своей недвижной тенью,И в небе ласточка мелькнет не сожалеяИ не утихнет шмель вокруг цветов шалфея.

О жизнь! С дыханьем лондонских тумановСмешался аромат Хейямовских Диванов.Джульета! Ромео! Веронская гробницаВ цветах и зелени навеки сохранится.

О, жизнь моя. А что же ты оставишь,Студенческий трактат о Цизальпинском праве,Да пару томиков стихов не очень скучных,Да острую тоску часов благополучных,Да равнодушие у ветреной и милой,Да слезы жаркие у верной и постылой,Да тело тихое под говорливым кленомИ солнцем проливным и легким небосклоном.

Осень

I. «Осень осыпает листья…»

Осень осыпает листья —Отменили трамвайные билетыПороша по первопутку —Нафталин отрясается с шубы,Ее достают из красногоСундука, где она лежала летом —Даже заяц к зиме красит шкуру!Слишком долго домов не чинили —Оползают песчаные дюны,Осыпается штукатурка —Ветер времени стены обветрил —Это осень, Елена!Я спешу в осеннем трамвае,Он осыпал листья билетов,И стоит кондуктор, как деревоГолое под влажным ветром.Покрывая птичий дискантИ позваниванья трамвая,Слева ухнул каменный бас:«Ты скажи, дом Зингера с шаромПрозрачным на руках у женщинНад стеклом и железом крыши,Любишь ли ты позднюю осень?»И с пролета передней площадкиГранитный дом ВавельбергаМне сверкнул озерами стеколЗеркальных с переливами такими,Как на глади озер Женевских,Когда в их холоде зыбкомРадуга изогнется.Я услышал ответ, Елена:«Мы ничем не хуже Монблана,Может быть, поменьше и только,Жаль тебе осеннего снега?Пусть и наши кряжи белеют!Есть архангелы-небоскребыВ райских кущах Нью-Йорка —Эти не чета Гималаям:Поживей каскадов брюзгливыхОсвежают их паровозы —На плато бетонных площадокСадятся гарпии — птицы —И проглатывают шум и ветерСтальными клювами — винтами!Мы печами делаем лето.В наших раковинах плачет осень!И я слышал, где-то на ОхтеФабрика одобрительно завылаПротяжным гудком вечерним:«Да, мы лучше гор сотворенныхКосолапым отцом Вселенной!»А дома вздохнули так громко,Как пролетный ветер в ущельеВздохами морского прибоя.Ветер распластался словами:«Для Поэта. Бога и НебаОдинаковы и бессмертныЗдания и снежные кряжи,Улицы и легкие реки,Листопад, отмена билетов,Нафталинный снег и пороша!»Так я встретил осень, Елена!

II. «Ты не слышала тяжких камней…»