Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли Страница 11

Конечно, это занимает больше времени, чем непосредственное интервью с художником, но, если учесть, что тому не нужно садиться на самолет и никуда лететь, время, наоборот, экономится. Иметь собственного художника в каждом полевом офисе ФБР по стране не представлялось возможным, потому что нельзя было предсказать, где именно произойдет следующее ограбление – не говоря уже о том, как трудно было найти достаточно художников, переживших 1960-е и способных пройти тест на наркотики.

Долгие годы составные портреты в Бюро выполнялись именно так, поскольку художник не мог ездить в каждый город, где он (женщин-художниц в ФБР тогда не было) требовался, и система прекрасно работала. Архивный шкаф в отделе графики до сих пор забит такими портретами вместе с протоколами, где указано, как именно каждый использовался. Там есть даже папки с грифом «хиты»: в них хранятся самые точные портреты, за которые художники получали премии или награды.

Тем не менее художников в Бюро все равно не хватало. Около 1985 года Орас Хэфнер, начальник отдела графики, согласился с тем, что необходимо обучать больше судебных художников по всей стране, и решил, что сам за это возьмется. Он пригласил нескольких прославленных художников из государственных и федеральных правоохранительных органов на «мозговой штурм» в Куантико, и за неделю они составили примерную программу такого тренинга. Так родился «Курс судебного изобразительного искусства» ФБР, доступный для любого сотрудника правоохраны, назначенного на должность судебного художника в своем агентстве.

Студентов начали обучать той же технике ведения допросов, что и сотрудников ФБР. Им выдавали копии каталога и формы FD-383, чтобы они свободно ими пользовались. Если семинар по документированию места преступления продолжался пять дней, то курс судебного изобразительного искусства – три полных недели. Это долгое время, если проводить его вдали от семьи, на военной базе у черта на рогах, но ежегодно на него записывались толпы желающих. Условия никого не смущали.

Обучающий курс ФБР считался лучшим в сфере судебного ИЗО, и тут я полностью согласна: когда я посещала его в 2002-м, там преподавали все, с чем судебный художник может столкнуться в ходе своей карьеры: составные портреты, техники интервьюирования, возрастную коррекцию изображений и приемы посмертного опознания.

Мне повезло больше моих соучеников, потому что я жила в Мэриленде и могла ездить домой на выходные. Мы с Ридом к тому времени встречались около полугода, и я уже понимала, что он – особенный. Вот одно из подтверждений: мне надо было, чтобы кто-нибудь заезжал ко мне и кормил мою кошку Дейзи, пока меня не будет, но я боялась его попросить. Я не хотела, чтобы он счел меня назойливой; просить своего парня три недели заботиться о кошке – это очень немало. Он жил всего в миле от моего дома, ему было по пути, но я все равно колебалась. Когда я в конце концов набралась смелости его попросить, в любой момент готовая добавить «но ты совсем не обязан», лицо у него стало какое-то странное. «Ну вот, я так и знала!» – подумала я. Но тут он сказал: «А может, она просто поживет у меня это время?»

Что за парень! О таком я не смела даже помыслить! Оставалось надеяться, что Дейзи не будет против. Однако волноваться было не о чем. Рид рассказал, что в первый вечер, выбравшись из переноски, она обошла его квартиру, а потом запрыгнула на диван и сразу же уснула.

Перемещаться по Академии ФБР можно практически не выходя на улицу. Все здания связаны между собой стеклянными переходами, поэтому можно провести там все три недели и ни разу не попасть под дождь. Если потеряетесь и постесняетесь спросить дорогу, самое худшее, что может с вами случиться, – вы сделаете полный круг и вернетесь туда, откуда начали.

Занятия проходили в сыром подвальном помещении Академии; все шутили насчет черной плесени и асбеста в стенах, но никто не жаловался. Попасть на курс ФБР для судебного художника было все равно что выиграть джек-пот.

В первое утро мы начали в 8:30 со знакомства – снова я была единственной сотрудницей Бюро в комнате, полной копов. Но на этот раз я и правда ощущала, что должна кое-что доказать. Все в классе являлись опытными судебными художниками, а я ни разу в жизни не составляла фоторобот. Для этого требуется куда больше, чем просто уметь рисовать, и я знала, что меня будут судить, причем не только студенты, но и преподаватель. Как я буду выглядеть, если, служа в ФБР, не смогу угнаться за остальными?

После знакомства Гэри раздал формы FD-383 и просто сказал действовать. Все в классе достали свои карандаши и сразу взялись рисовать, одна я сидела как замороженная. Я плохо представляла себе, что такое вообще составной портрет. Да, периодически я видела их в новостях, но понятия не имела, как их выполняют.

Я огляделась по сторонам и увидела, что один мой сосед сначала набросал контуры головы, а потом начал вписывать в них глаза, нос и рот; другие сначала изображали отдельные черты, а потом окружали их контуром. Я заглянула в бланк. О, ладно, кажется, понимаю. Это было наше тестовое задание, и надо было просто набросать что-то на листе, чтобы инструктор мог оценить художественные навыки каждого. А со «способом ФБР» будем разбираться позднее.

Дальше шел самый смак – не просто составление портрета, а интервью со свидетелем. Нас учили задавать вопросы так, чтобы свидетель как можно больше говорил сам. Надо было спрашивать, давая ему свободу выбирать слова. Вместо того, чтобы сказать: «Глаза у него какого цвета?» – следовало сформулировать вопрос так: «Что вы мне можете рассказать про его глаза?» Тогда свидетель мог ответить, например: «Близко посаженные, темные, почти черные», а не отделаться одним словом «карие».

На следующей неделе, войдя в класс, мы нашли на каждом столе пластмассовый череп и коробочку глины и следующие несколько дней учились американскому методу лицевой аппроксимации.

Сначала следовало ознакомиться с анатомией человеческого лица. Инструктор велел нам раскатать из глины колбаски; потом мы по одной крепили их к черепу, а он объяснял, откуда исходит каждая мышца и куда прикрепляется. Например, некоторые лицевые мышцы идут от кости к кости, некоторые – от кости к другой мышце, а некоторые вообще никак не прикреплены к черепу.