Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица - Сьюзен Эйшейд Страница 11

Расположение нового лагеря также позволило получить достаточно места для строительства большого жилого комплекса для эсэсовцев. «Для проживания имелось двенадцать бараков, один из них служил кухней с хорошей ванной для заключенных. Мы, служащие, поначалу жили в первом бараке [хибаре], где также находился полицейский участок. Позже нас поселили рядом с баней для заключенных, пока наши жилые помещения не были готовы»12.

К концу 1940 года эти помещения были достроены и готовы к заселению. Намеренно расположенные в отдалении от мужских корпусов13, они могли вместить сто двенадцать надзирательниц14. На каждую квартиру приходилось по пять женщин, и у каждой была спальная и жилая зона с гардеробом и раковиной, а также доступ к общей ванной и компактной кухне. Верхние этажи были самыми желанными, так как выходили на озеро, а в подвале располагалась прачечная15. Чаще всего вечера после работы проходили в общих комнатах, расположенных в каждом жилом доме. В каждом доме также была швейная комната, где женщины в свободное время могли шить или вязать. Старшие надсмотрщицы жили одни или с детьми16.

Многие женщины, выходцы из скромных семей, считали, что это лучше, чем то, что у них было дома: удобно, независимо, современно, а для некоторых – и вовсе роскошно. Они упивались тем, что заключенные сами стирали, гладили и штопали их белье17. Для большинства из надсмотрщиц стирка была утомительной рутиной в семье, и поэтому Равенсбрюк оказался очень приятным местом работы. Мало кто из молодых женщин, искавших работу в сложной экономической обстановке того времени, мог похвастаться отдельной комнатой, регулярным досугом и привлекательной зарплатой.

Хотя трудно представить, что кто-то мог считать работу охранником в концлагере «нормальной», было очевидно, что многие из женщин именно так и считали. Равенсбрюк и окрестности в итоге стали тем, что Жаннет Туссен описывает как совершенно нормальное место для жизни и работы18.

Глава 11

Повседневная жизнь

Конечно, иногда меня охватывали сомнения и тревога, но дружба и единство в нашем сообществе всегда сметали эти сомнения, словно туман, рассеивающийся под лучами солнца.

Унтершарфюрер Оскар Грёнинг, после своего первого поста в концлагере1

Повседневная жизнь быстро вошла в рабочий ритм и рутину. Женщинам-надсмотрщицам в Равенсбрюке выдали практичную и прочную униформу, а также трости, пистолеты и хлысты2. Поскольку территория лагеря была покрыта твердой грязью, лужами, тиной и множеством острых предметов, каждой выдали по паре высоких кожаных сапог. Это позволяло надсмотрщицам выглядеть уверенно и властно, шагая по лагерю. Кроме того, в сапогах можно было пинать узников ногами3.

Большая часть изначального личного состава лагеря была просто переведена из Лихтенбурга. Макс Кёгль продолжал исполнять роль коменданта, а Йоханна Лангефельд – роль обер-ауфзерин (главной надзирательницы). Мария была одной из тридцати женщин-надзирательниц и двенадцати эсэсовцев в первоначальном распределении4. Кёгль продолжал укреплять свою репутацию жестокого садиста5 и вновь разжег свою ненависть к заключенным свидетелям Иеговы. Их «особенно сильно истязали»6.

Сильная личность Кёгля и его личная жестокость оказали большое влияние на Марию в дни ее индоктринации в Лихтенбурге. Теперь Мария считалась одной из самых опытных охранниц и приобретала все большую роль в управлении новым лагерем.

По Равенсбрюку ходили слухи, что у Мандель был роман с Кёглем7, но более вероятно, что у нее была связь с другим офицером, Эдмундом Браунингом. Александра Штайер утверждает, что всем было известно, что Браунинг был любовником Мандель – она сопровождала его всегда и везде и никогда не позволяла оставаться один на один с каким-либо заключенным. Поначалу Браунинг всегда подчинялся Мандель, но к концу ее пребывания в Равенсбрюке их роли поменялись местами. Штайер делает вывод: «Браунинг нашел себе другую любовницу. Эта перемена оказала огромное влияние на заключенных, ставших жертвами ярости Мандель. В то время возросло количество и расстрелов, и наказаний»8.

Хотя главная женщина-надзирательница СС, Йоханна Лангефельд, отвечала за повседневную организацию работы лагеря, ей не разрешалось отдавать приказы эсэсовцам. Это зачастую порождало недовольство и конфликты9.

Лангефельд была настоящим парадоксом. Те, кто пережил ее лагеря, описывали ее как «не стопроцентную эсэсовку»10, и Лангефельд больше, чем другие высокопоставленные женщины-охранницы, казалось, была озабочена этическими последствиями своих действий. Маргарита Бубер-Нойман, которая тесно сотрудничала с Лангефельд, вспоминает: «Каждое утро она приходила в лагерь, молилась и умоляла Бога дать ей сил, чтобы остановить зло. Что за катастрофическое смятение»11.

Несмотря на эти внутренние (и внешние) сомнения, Лангефельд с радостью принимала плюсы своей должности. Она наслаждалась отдельной квартирой с прекрасным видом на Шведтзее, где поселила своего четырнадцатилетнего сына, учившегося в местной школе12.

Сильные и слабые стороны Лангефельд окажутся решающими для карьеры Марии Мандель. В конце концов, когда способности Лангефельд к жестокости и организации, необходимые в системе нацистских лагерей, оказались недостаточными, на сцену вышла Мандель.

Прочие коллеги Марии в Равенсбрюке были самыми разными: от молодых и неопытных девушек до закаленных ветеранов.

Среди надзирательниц были Марго Дрексель (также известная как Дрекслер), которая «хорошо ладила с Мандель»13 и была печально известна тем, что била женщин по ушам, и Эмма Циммер, тоже из Лихтенбурга, прославившаяся тем, что била заключенных своим кожаным портфелем14.

Другая надзирательница, Доротея Бинц, была известна среди эсэсовцев тем, что нежно любила маленькую собачку, которую постоянно гладила. Бывшая заключенная Зофия Цишек язвительно замечает:

– Бинц любила эту собаку, но ей нравилось бить людей; собака была собакой – она их любила. Но заключенный? Им такой любви не полагалось15.

Как и в Лихтенбурге, вновь нанятые женщины-надзирательницы постепенно вживались в должность в течение трехмесячного испытательного срока16. В конце концов Равенсбрюк стал местом, где молодая женщина могла пройти обучение на Aufseherin (надзирательницу). К концу войны почти четыре тысячи женщин или прошли обучение в Равенсбрюке, или работали там17, и Мария Мандель взяла на себя большую часть работы по обучению новобранцев в первые годы существования лагеря.

Гермина Браунштайнер, позже известная как «Ведьма Майданека», была в числе тех, кто проходил обучение летом 1939 года. В обязанности Мандель входило объяснять Браунштайнер, как следить за тем, чтобы заключенные выполняли свои трудовые обязанности, и вообще как выполнять функции надсмотрщицы.

– Мария Мандель была очень строгой, – говорит она. – Мое обучение у нее было не очень хорошим, и то, что я видела, тоже было неприятным. Я хочу