Василий Чуйков - Николай Александрович Карташов Страница 10

Однако командарм Шорин, не вникнув в суть дела, принял скоропалительное решение временно назначить на эту должность самого старшего по возрасту в полку офицера. Таковым оказался делопроизводитель хозяйственной части полка, бывший штабс-капитан царской армии Покровский. В полку это вызвало недоумение. Да и сам Покровский явно не горел желанием быть командиром. Было проведено даже партийное собрание, на котором коммунисты единогласно выступили против назначения Покровского. Протокол собрания в срочном порядке отправили в политотдел армии. Пока ждали нового командира, Чуйков фактически командовал полком.

Между тем обстановка на фронте с каждым днем усложнялась. Если полки «Железной» дивизии еще держали оборону и наносили внезапные контрудары по противнику, то на других участках 2-й армии складывалась неблагоприятная обстановка. В частности, из-за предательства начальника 7-й дивизии, бывшего генерал-майора царской армии Г.Ф. Романова, перешедшего с секретными документами на сторону врага, был нанесен удар по левому флангу фронта. Не удержалась на своих позициях 5-я Уральская дивизия и начала отступать.

А вскоре колчаковская разведка преподнесла «сюрприз» и 28-й дивизии. Всем ее правофланговым полкам был отдан приказ якобы из штаба 2-й армии с требованием незамедлительно начать безостановочный отход на запад, не задерживаясь даже на таком рубеже, как река Вятка. 40-му полку было предписано отойти в Елабугу. Выполняя приказ, как потом выяснилось ложный, полк днями и ночами, практически без сна и отдыха, следовал в назначенный пункт. По прибытии в Елабугу полк ждал настоящий приказ начдива Азина, в соответствии с которым полк должен вернуться назад и занять оборону по линии село Тихие Горы – Бондюжский завод и далее по реке Тойма.

Приказ в армии – закон. Умри, но приказ выполни. Тут же была выслана конная разведка на Бондюжский завод, а следом за ней туда направили первый батальон. Наступила очередь выдвигаться основным силам полка. Но случилось непредвиденное: присланный на усиление второй батальон, сформированный из амнистированных дезертиров, категорически отказался выполнять поставленную задачу. Свой отказ бунтовщики мотивировали усталостью, плохим питанием… Они также требовали выдать им новое обмундирование.

Усмирять смутьянов пришлось Чуйкову, поскольку комиссар полка Юрьев в это время лежал больной тифом, а новый командир полка Дудин только был назначен. Это были трудные, трагические часы для девятнадцатилетнего командира. В любую минуту из неуправляемой, галдящей толпы мог прозвучать роковой выстрел. Возвращаясь к тем годам, Чуйков вспоминал:

Два раза собирал батальон, всеми силами старался уговорить идти выполнять боевую задачу, но все мои попытки были напрасными. В третий раз, возмущенный, вскакиваю на коня и несусь туда. По молодости лет и неопытности рассчитываю на этот раз подчинить крикунов строгим приказом.

Врезаюсь в шумящую толпу, и… осечка. Меня зажали. Вижу, с разных сторон в голову нацелены винтовки и карабины. Защелкали затворы. Погорячись – и прошьют пулями.

Как быть? Возвращаться в штаб полка, пожалуй, поздно и тактически опрометчиво: мятежники оценят этот шаг по-своему – струсил… Начнут злорадствовать, освищут. Нет, не бывать этому! Понятно, они устали, не хотят идти туда, где опасно, но это не значит, что они вправе игнорировать распоряжения командования полка и дивизии. Почему бойцы других батальонов, такие же усталые и голодные, должны сражаться, а эти сидеть на месте? Кто дал им такую привилегию?

Чувствую, что это понимают многие бойцы взбунтовавшегося батальона, но они попали под влияние эсеровских элементов, которых надо во что бы то ни стало отколоть от этой массы, изолировать. Но как?

И вдруг сам собой на ум приходит дерзкий и отвлекающий вызов бунтовщикам:

– Ну что ж, стреляйте или давайте обедать…

Слезаю с лошади и не спускаю глаз, как мне показалось, с самых главных закоперщиков. Они молча стоят справа и слева от меня.

Позади мой ординарец Петр Якушев. Поворачиваюсь к нему и говорю так, чтобы все слышали:

– Кухни на площадь! Бегом!

Петр все понял с полуслова и стремглав умчался к штабу за кухнями. Бунтовщики примолкли. Разговор об обеде отвлек их на другие раздумья. Произошел какой-то психологический сдвиг. Этим надо было воспользоваться немедленно.

– Что вы стоите? – обращаюсь к бойцам так, будто мы уже договорились обо всем. – Пошли на площадь и там за обедом потолкуем…

Толпа зароптала, задвигалась.

– Голодное брюхо словами не кормят…

– Правильно, – послышалось с разных сторон.

И закоперщики вынуждены были подчиниться желанию бойцов. Они пошли за всеми к площади, куда выдвигались кухни. Когда восставшие окружили кухни, я сумел через ординарца передать командиру коммунистического батальона приказ незаметно окружить площадь, где обедали бунтари, а находившемуся в городе эскадрону 28-го кавполка построиться и быть рядом, наготове.

Возвращаясь на площадь, Петр Якушев как бы между делом предупредил закоперщиков:

– Пулеметы и беспощадный эскадрон нацелены на вас. Первый залп поверх голов, а если не послушаете, всех покосят и порубят.

Ординарец, конечно, немножко преувеличил, но это сыграло свою роль. Бунтовщики поняли, что дело может повернуться круто. Им ничего не оставалось, как приступить к расправе над котелками с кашей, а обо мне они словно забыли.

И мы с ординарцем незаметно ушли.

В руках бойцов вместо винтовок и карабинов оказались ложки и котелки. Именно в этот момент на площадь выскочили конники, а на выходах с нее показались бойцы коммунистического батальона, которые окружили обедающих.

– Сдавайтесь!

И удивительно, бунтовщики подняли руки с ложками и котелками. Смех и грех.

Теперь разоружить их уже не составляло трудности.

Мы отобрали зачинщиков, их набралось 63 человека, которых предали затем суду военного трибунала. Среди них не было ни одного командира взвода или роты. Это говорило о том, что отказ от выполнения приказа и дальнейшие беспорядки в этом батальоне были стихийными, вызванными усталостью, чем воспользовались подстрекатели.

На войне многое переосмысливается и переоценивается. Пройдя сквозь бои, пусть и немногие, Чуйков пришел к выводу, что не они, не раны страшны на войне. Паника, трусость, невыполнение приказов – вот ее главные недуги. Батальон не расформировали, хотя в подобных случаях его ждала именно такая судьба. Уберегло его от этой участи то, что командиры не пошли на поводу зачинщиков бунта. В дальнейшем бойцы батальона искупили свою вину мужеством и героизмом. В одном из боев они взяли в плен роту белогвардейцев во главе со своим командиром, за что удостоились похвалы начальника дивизии Азина. Телефонограмма, присланная начдивом, гласила: «Красным бойцам 40-го полка. Молодцы, ценю за отвагу, бейте так и дальше. Азин».

Несмотря на стойкость многих частей Красной армии, ситуация не улучшалась. Таяли красноармейские ряды, глохли раскаленные стволы пулеметов, иссякали патроны. Были оставлены Мензелинск, Белебей, Бугуруслан, Бугульма, Набережные Челны, Сарапул, Воткинск… В конце апреля армии Колчака, разорвав на части оборону красных, вышли на подступы к Казани, Самаре, Симбирску, заняв значительные территории с важными промышленными и сельскохозяйственными ресурсами. Это открывало войскам Колчака прямую дорогу на Первопрестольную.

Отступали взводы, роты, батальоны, полки, дивизии. Нагрянувшая весна расквасила дороги, сделала их непроходимыми. По ним днем и ночью шли, ползли колонны уставших, измученных бойцов. В смолянистой грязи, говорливых апрельских ручьях застревали обозы, походные кухни, орудия… Катастрофически не хватало боеприпасов. Во всех частях в приказном порядке была установлена строжайшая экономия патронов. Норма 10 патронов на день и то 9 выстрелов без промаха должны быть.

В течение 400-километрового отхода «Железная» дивизия следовала последняя, нанося ощутимые контрудары по флангам наступающих войск противника. Самым сложным и опасным периодом для «»Железной дивизии был отход за реку Вятку. Этими частями пришлось командовать Чуйкову. В 40-м полку на тот момент насчитывалось около тысячи бойцов, а с соседними, подчиненными частями более двух тысяч. Специально созданного штаба для управления этими войсками не было. Поэтому все легло на плечи Чуйкова. С задачей по отходу и переправе он успешно справился. А самое главное – были сохранены жизни тысяч людей.

Председатель ЦИК М.И. Калинин в телеграмме от 8 мая 1919 года на имя командующего 2-й армией В.И. Шорина писал:

От имени Центрального Исполнительного Комитета рабочих,