Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт Страница 10

Я внимательно изучил его и обнаружил, что муниципальные власти и собственники, чья собственность должна была быть изъята, одобрили его, а также обнаружил, что это было абсолютной необходимостью с точки зрения города не меньше, чем с точки зрения железной дороги.

Итак, я сказал, что возьму на себя ответственность за него, если у меня будут гарантии, что при продвижении не будут использоваться взятки или любые другие грязные методы. Они согласились. В то время я исполнял обязанности председателя комитета, рассматривавшего законопроект.

Очень краткий опыт доказал то, в чем я уже был практически уверен – что существовала тайная комбинация большинства комитета на коррупционной основе. Под тем или иным предлогом подкупленные члены комитета поддерживали законопроект, не высказываясь о нем ни положительно, ни отрицательно. Один или два члена комитета были довольно грубыми личностями, и когда я решил форсировать события, я не был уверен, что у нас не будет проблем.

Я предложил высказаться сперва за законопроект, а затем против. Большинство отказалось без обсуждения: некоторые сохраняли деревянную невозмутимость, другие смотрели на меня с презрительной наглостью. Тогда я положил бумаги в карман и объявил, что все равно выдвину законопроект. Это почти вызвало бунт: мне пригрозили, что мое поведение будет осуждено в законодательном собрании, и я ответил, что в таком случае я должен буду изложить собранию причины, по которым я подозреваю, что люди, задерживающие все сообщения о законопроекте, делают это с целью шантажа.

Соответственно, я добился, чтобы законопроект был представлен в Законодательный орган и внесен в календарь. Но здесь дело зашло в тупик. Я думаю, это произошло главным образом потому, что большинство газет, которые обратили внимание на этот вопрос, относились к нему в таком циничном духе, что поощряли любителей шантажа.

В этих газетах сообщалось о внесении законопроекта и говорилось, что «все голодные законодатели требовали своей доли пирога» – факт «раздела пирога» воспринимался как естественная норма. Это запугивало честных людей и поощряло негодяев: первые боялись, что их заподозрят в получении денег, если они проголосуют за законопроект, а последним дали щит, за которым они будут стоять, пока им не заплатят.

Я был совершенно не в состоянии продвинуть законопроект в законодательном органе, и, наконец, представитель железной дороги сказал мне, что он хотел бы забрать законопроект из моих рук, что я, похоже, не в состоянии провести его и что, возможно, какой-нибудь «более старый и опытный» лидер мог бы быть более успешным. Я был вполне уверен, что это значит, но, конечно, у меня не было никаких доказательств, и, кроме того, я был не в том положении, чтобы обещать успех.

Соответственно, законопроект был передан на попечение ветерана, которого я считаю лично честным человеком, но который не интересовался мотивами, влияющими на его коллег. Этот джентльмен, получивший прозвище, которое я переиначу на «белоголовый орлан из Уихокена», знал свое дело. Через пару недель с предложением провести законопроект выступил даже не «белоголовый орлан», а «кавалерия», чьи чувства полностью изменились за прошедшее время.

Так все и кончилось. Была проведена небольшая работа как в интересах корпорации, так и в интересах общества, которую корпорация сначала честно пыталась выполнить достойным путем. Вина за неудачу лежала прежде всего в безразличии сообщества к законодательным нарушениям, пока шантажировали только корпорации.

* * *

Поведение людей, которых я хорошо знал в обществе и на которых меня учили равняться, просто поражало и разительно отличалось от моих представлений о людях такого положения – ведь тогда прошло немногим больше года с тех пор, как я окончил колледж. В целом, они всегда старались избегать любого прямого разговора со мной о том, что мы сейчас называем «привилегиями» в бизнесе и политике, то есть о корыстном союзе между бизнесом и политикой.

Один сотрудник известной юридической фирмы, старый друг семьи, тем не менее, однажды пригласил меня на ланч, очевидно, надеясь узнать о моих планах. Не сомневаюсь, что он испытывал ко мне искреннюю личную симпатию. Он объяснил, что я преуспел в законодательном органе, что поиграть в реформы было бы неплохо, что я продемонстрировал способности, которые сделают меня полезным в юридической конторе или бизнесе, но что я не должен переигрывать, что я зашел достаточно далеко, и что сейчас самое время оставить политику и отождествлять себя с правильными людьми, с людьми, которые в конечном итоге всегда будут контролировать других и получать реальные награды.

Я спросил его, означает ли это, что я должен оставить политический ринг? Он несколько нетерпеливо ответил, что я полностью ошибаюсь (как на самом деле и было), полагая, что существует просто политический ринг, о котором так любят говорить газеты, что помимо «ринга» есть внутренний круг, включающий крупный бизнес. И политики, юристы и судьи, находятся в союзе с ним и в определенной степени зависят от него, и что успешный человек должен добиваться своего успеха при поддержке этих сил, будь то в юриспруденции, бизнесе или политике.

Этот разговор не только заинтересовал меня, но и произвел такое впечатление, что я навсегда запомнил его, поскольку это был первый проблеск понимания того сочетания бизнеса и политики, против которого я так часто выступал в последующие годы. В Америке того времени, и особенно среди людей, которых я знал, преуспевающий бизнесмен считался всеми в первую очередь хорошим гражданином. Ортодоксальные книги по политической экономии, не только в Америке, но и в Англии, были написаны специально для его прославления. На него сыпались награды, им восхищались сограждане – одним словом ему подобал респектабельный типаж. Суровые газетные моралисты, никогда не уставая осуждать политиков, имели обыкновение противопоставлять политикам «деловые методы» в качестве идеала, который мы должны были стремиться внедрить в политическую жизнь.

Герберт Кроули в книге «Обещание американской жизни» изложил причины, по которым наша индивидуалистическая демократия, – которая учила, что каждый человек должен полагаться исключительно на себя, ни в коем случае не должен подвергаться вмешательству со стороны других и должен посвятить себя своему личному благополучию, – неизбежно породила тип бизнесмена, который искренне верил, как и все остальные члены общества, что человек, сколотивший большое состояние, был лучшим и самым типичным американцем.

В законодательном органе я имел дело в основном с проблемами честности и порядочности, а также законодательной и