100 дней Фолклендов. Тэтчер против Аргентины - Патрик Робинсон Страница 10

«таким, как все». Советы моих преподавателей в форме – «Вудворд, закрой рот» – со временем смягчились и стали звучать примерно так: «…попытайтесь согласиться, что мы здесь находимся значительно дольше, чем вы», – или: «…действительно, имеется много способов убить кота…», – или: «не правда ли, что так это звучит более разумно?» Таким образом они усмиряли мои возмущения, обучая меня не соглашаться более тактично. Это была первая ступень длительного, глубокого, индуктивного морского обучения, которое учит человека приспосабливаться, промывает ему мозги в соответствии с требованиями Королевских ВМС, давая уроки, продолжающиеся потом всю жизнь.

Отдавая должное формальности, следует заметить, что я начал службу в ВМС 5 января 1946 года вместе с остальными кадетами моего курса не в Дартмуте, а в Итон Холле, большой родовой усадьбе герцогов Вестминстерских около Честера. Поместье было преобразовано в обширный лагерь даже с собственной взлетной полосой и служило в качестве базы колледжа Королевских ВМС, эвакуированного из Дартмута после попадания в него бомбы в первые месяцы войны. Часть главного здания Итон Холла была выделена для размещения вновь прибывших тринадцатилетних кадетов, представленных дому Дрейка для первых двух семестров учебы.

Я ехал в Чешир из Западной Англии поездом с тремя пересадками. Мне казалось, что каждый последующий поезд был еще больше переполнен, чем предыдущий. Пришлось найти себе место в коридоре и одиноко там сидеть на своем зеленом морском чемодане, чувствуя себя неловко в новой военной форме. Итон Холл не был похож на все, ранее мной увиденное. Хотя я этого тогда не знал, но большинство людей ничего подобного ранее тоже не видели. Это был гигантский частный дом, спроектированный Альфредом Ватерхаусом, такого же размера, как и его другое готическое сооружение – музей естествознания в Саут Кенсингтоне, только хуже. По правде говоря, он представлял собой массивный дворец, описанный одним из биографов Его Светлости как «нечто среднее между судами на Флит Стрит[19] и станцией Святого Панкраса.

Так или иначе, это был мой дом до конца летнего семестра. Когда я закрываю глаза и обращаюсь к воспоминаниям, то все еще могу слышать поразительную музыку с большой колокольни, примерно размеров Биг Бена, которая возвышалась над колоссальным особняком самого богатого человека Англии. Она возвышалась надо мной в первое утро на построении, когда я, пытаясь согреться, бежал вместе с моими сокурсниками по гравию вокруг замерзшего декоративного фонтана и, споткнувшись, упал. Я разбил колено и порвал новые брюки первого срока. Колено сильно кровоточило, и меня увели, чтобы перевязать. В итоге мне на четыре дня раньше, чем моим товарищам, выдали короткие брюки. Это отличало и стесняло меня на последующих построениях той недели. Думаю, это был единственный случай за все четыре года пребывания в военно-морском колледже, когда я чем-то выделялся.

Вскоре я был в лучшей за всю мою жизнь физической форме. Помещения колледжа располагались на обширной территории. Чтобы добраться из класса в класс с книгой под мышкой, нужно было иметь выносливость бегуна на средние дистанции. Я вспоминаю себя бегущим полмили, иногда под проливным дождем, с занятий по английской литературе в лагере «D» Ниссен-хат назад к главному зданию, окруженному сотнями акров садов, сходящимися к нему пятью подъездными аллеями, каждая длиной в две мили. Занятия по математике проводились на пятом этаже в какой-то противной коморке, и совсем не легко было добраться туда из лагеря «D» за отведенные для этого пять минут. Эту проблему я обязательно должен был решить. Мне не хотелось пропускать ни минуты урока английской литературы, поскольку моим преподавателем был не кто иной, как неординарный, с большим чувством юмора К. Н. Паркинсон (известный законами Паркинсона). Он дал нам не так много знаний по литературе, зато был потрясающим преподавателем геральдики. Я также не хотел опаздывать на уроки математики, которая мне очень нравилась. К счастью, я обнаружил, что математические задачи можно решать, даже запыхавшись от быстрого бега.

Как вы себе уже представили, это было ужасное место, где легко было потеряться. Абсолютный хаос в коридорах, на лестницах и ни одного указателя. Итон Холл стал тем местом, где я осознал, каким ужасом является опоздание на флоте. Моим периодическим ночным кошмаром в течение многих лет был не тонущий корабль или взбешенный капитан, а то, как я потерялся в огромном, наподобие лабиринта здании и каждую минуту осознавал, что опаздываю все больше, больше и больше.

Летом, как и было положено, я отправился в Дартмут, где мне предстояло отучиться еще десять семестров. Меня разместили в Сент-Винсент-хауз, одном из пяти старейших зданий, названных в честь адмирала Джервиса. Ничего значительного с этого момента не произошло: мое обучение не вызывало никаких сложностей. В летние периоды я занимался строительством и плаванием на моем собственном ялике; в зимнее – спортом, избегая агрессивных спортивных игр.

В 1949 году я закончил четыре года учебы восьмым из сорока четырех кадетов, три из них станут адмиралами. За все это время я не сумел ничего выиграть: никаких академических призов, никаких спортивных вымпелов, даже вымпел моего дома, которым обычно награждались за общественную деятельность в последнем учебном семестре. Ноль. Это был выдающийся пример полной без-результативности, обеспечивающей совершенно чистый послужной список. Я вообще не заслужил никакой награды в период между наградой за Священное писание в возрасте семи лет и рыцарства в возрасте пятидесяти.

В заключение этого веселого, довольно счастливого и интересного времени мой офицер-воспитатель и наставник дали мне характеристику, содержащую фразы: «… он никогда не сможет реализовать свои способности, пока не изживет в себе некоторую интеллектуальную лень… Его мировоззрение очень узкое; слишком много уделяет внимания своим поискам и для мальчика его способностей очень несведущ о мире вокруг него…, склонный к безответственности, в настоящее время недостаточно напорист, нерешителен, слабо развит дух товарищества.» Я не спорю ни с одним из этих утверждений. И всегда думал, что это даже лучше, чем я заслуживал. Но принимая во внимание то, что я был среди первых двадцати процентов моих сокурсников, я иногда задавался вопросом, что же они должны были сказать о парнях из последних двадцати процентов.

Как бы там ни было, но в первую неделю нового, 1950 года, меня послали на практику на 10000-тонный трехтрубный учебный крейсер «Девоншир». План стажировки состоял из двух частей. Первая – мы работали на корабле как «не очень знающие моряки»: драили, мыли, полировали, чистили, скоблили и красили под аккомпанемент нецензурных слов. Вторая половина практики предназначалась для профессионального обучения. Это было не самое подходящее время для обучения морскому делу. Погода в том