Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт Страница 9

портит репутацию предприятия, а еще он шильничает. Он обманщик, и от этого Дик сердится. Вы бы тоже сердились, если бы чистили обувь что есть силы и никогда не шильничали, а ваш компаньон все время шильничал. Людям нравится Дик, а Джейк не нравится, поэтому иногда они не приходят второй раз. Так что, будь я богат, я бы выкупил долю Джейка и заказал Дику мировую вывеску. Он говорит, что с мировой вывеской далеко можно пойти. А еще я бы купил ему новой одежды и новых щеток, чтобы он мог начать с чистого листа. Он говорит, что просто хочет начать с чистого листа.

Невозможно было представить себе ничего более искреннего и невинного, чем эта милая история, в которую мальчик то и дело с самой простодушной серьезностью вставлял словечки и выражения своего друга Дика. Казалось, у него не возникает и тени сомнения, что его пожилому собеседнику она будет столь же интересна, как ему самому. Вообще-то мистеру Хэвишему и вправду становилось все любопытней и любопытней, но его интересовали главным образом не Дик и торговка яблоками, а этот добрый маленький лорд, голова которого под гнездом золотых локонов так полнилась добросердечными планами помощи своим друзьям, что он, казалось, совершенно забыл о себе.

– Но что же… – попытался адвокат еще раз, – что бы ты купил себе самому, если бы разбогател?

– Ой, много всего! – торопливо ответил лорд Фаунтлерой. – Но сначала я бы дал Мэри денег для Бриджет – это ее сестра; у нее двенадцать детей, а муж без работы. Она приходит к нам и плачет, а Душенька дает ей всякие вещи в корзинке, и тогда она опять начинает плакать и говорит: «Благослови вас Господь, моя красавица!» А еще, я думаю, было бы славно подарить мистеру Хоббсу золотые часы на память обо мне, а еще пенковую трубку. А еще я бы хотел собрать отряд.

– Отряд? – изумился мистер Хэвишем.

– Как на марше республиканцев, – пояснил Седрик, все больше воодушевляясь. – Я бы раздал всем нашим мальчикам факелы и мундиры и себе тоже взял. И мы бы маршировали и выполняли разные команды. Вот что я хотел бы для себя, если бы разбогател.

Тут открылась дверь, и в гостиную вошла миссис Эррол.

– Простите, что была вынуждена так надолго вас оставить, – сказала она мистеру Хэвишему, – но ко мне пришла одна бедная женщина, у которой случилось большое горе.

– Этот юный джентльмен, – сказал мистер Хэвишем, – рассказывал мне о своих друзьях и о том, что сделал бы для них, будь он богат.

– Бриджет тоже его подруга. Это с ней я разговаривала на кухне. У нее ужасное несчастье – муж болен ревматической лихорадкой.

Седрик соскользнул со своего большого кресла.

– Пойду повидаюсь с ней, – сказал он, – спрошу, как он себя чувствует. Он очень хороший, когда не болеет. Я ему обязан – как-то раз он вырезал мне из дерева сабельку. У него талант.

Мальчик выбежал из комнаты, и мистер Хэвишем тоже поднялся на ноги. Было видно, что у него что-то на уме. Мгновение он колебался, но наконец заговорил, сверху вниз глядя на миссис Эррол:

– Перед тем как покинуть замок Доринкорт, я побеседовал с графом, и он дал мне кое-какие указания. Он желает, чтобы его внук радовался перспективе своей жизни в Англии и будущему знакомству с ним. Мне поручено внушить его милости, что эта жизненная перемена принесет ему богатство и удовольствия, приятные любому ребенку; если он выскажет какие-то пожелания, я должен их исполнить и сказать, что это сделал для него дед. Я понимаю, что граф ожидал вовсе не этого, но, коль скоро лорд Фаунтлерой хочет помочь этой бедной женщине, уверен, граф будет недоволен, если его желание останется неисполненным.

Снова, как в прошлый раз, он не стал повторять в точности слов самого графа. На самом деле его сиятельство сказал:

– Втолкуйте мальчишке, что я подарю ему все, чего он захочет. Пусть он поймет, каково быть внуком графа Доринкорта. Покупайте все подряд – что бы ему ни понравилось; набейте его карманы деньгами и скажите, что это сделал его дед.

Графом двигало далеко не бескорыстие, и, имей он дело с натурой менее чуткой и добросердечной, чем маленький лорд Фаунтлерой, такое обращение могло бы нанести непоправимый вред. Мать же Седрика была слишком добра, чтобы заподозрить подвох. Она подумала, что одинокий и несчастный старик, все дети которого погибли, всего лишь хочет проявить доброту к ее малышу, завоевать его любовь и доверие. Ее весьма порадовала возможность помочь Бриджет, и еще большую радость принесла мысль о том, что удивительное богатство, которое свалилось на ее мальчика, подарило ему шанс делать добро тем, кто острее всего в этом нуждается. На очаровательном юном лице миссис Эррол вспыхнул горячий румянец.

– О! – воскликнула она. – Граф так добр! Седрик очень обрадуется. Он всегда любил Бриджет и Майкла. Они весьма достойные люди. Я часто сожалею, что так мало могу для них сделать. Майкл очень трудолюбив, когда здоров, но он болеет уже очень давно – ему нужны дорогие лекарства, теплая одежда и хорошее питание. Они с Бриджет не потратят зря ни цента из того, что вы им пожалуете.

Мистер Хэвишем сунул худую ладонь в карман сюртука и вытащил оттуда объемистый бумажник. На его обычно сосредоточенном лице застыло загадочное выражение. По правде говоря, он задумался о том, что сказал бы граф Доринкорт, узнай он, какой стала первая исполненная просьба его внука. Ему трудно было представить, что подумал бы об этом сварливый, избалованный, эгоистичный старый дворянин.

– Не знаю, вполне ли вы осознаете, – сказал он, – что граф Доринкорт чрезвычайно богат. Он может позволить себе абсолютно любой каприз. Думаю, ему было бы приятно знать, что мы не откажем лорду Фаунтлерою в его прихоти. Если вы позовете мальчика, я дам ему пять фунтов для этих людей – разумеется, с вашего разрешения.

– Это же двадцать пять долларов! Они им покажутся целым состоянием. Я едва верю, что все это наяву.

– Еще как наяву, – подтвердил мистер Хэвишем со своей суховатой улыбкой. – Жизнь вашего сына коренным образом переменилась, и в его руках оказалась теперь огромная власть.

– Но ведь он такой маленький… – ахнула миссис Эррол. – Он совсем еще ребенок. Как же мне научить его верно ею распоряжаться? Мне даже страшно. Милый мой Седрик!

Адвокат тихо кашлянул, прочищая горло. Его искушенное, черствое старое сердце дрогнуло при виде робости и испуга в ее нежных карих глазах.

– Мадам, – сказал он, – насколько я могу судить