Приключения Ромена Кальбри - Гектор Анри Мало Страница 4

– Кальбри же едет! – ответил он.

– Кто знает, увидимся ли мы, – сказал отец, обнимая и целуя меня. Он говорил очень торжественно, и звук его взволнованного голоса я помню до сих пор. – Поцелуй за меня мать.

Выйти из гавани при таком сопротивлении ветра было очень трудно; бечевщики, которые тянули на канате «Жана», не могли сдвинуться с места: то у них рвало канат из рук, то их самих разбрасывало в стороны, то сталкивало друг с другом. Часть дамбы уже покрылась водой. Между тем нужно было вывести «Жана» так, чтобы лодка пошла по ветру.

Сторож маяка обвязал вокруг своей талии веревку, наклонился и пополз вдоль парапета, держась за перила. Не думайте только, что он рассчитывал удержать лодку один, когда пятьдесят рук едва могли справиться с ней. Он проделал это только для того, чтобы забросить веревку на блок, установленный в конце дамбы: тогда бечевщики, повернув назад, заставили бы лодку двигаться в нужном направлении.

Три раза волна покрывала смельчака с головой, но он все шел вперед, борясь с волнами, достиг конца дамбы и забросил веревку на блок. Бечевщики потянули за конец веревки, и лодка начала медленно продвигаться, тяжело погружаясь в волны, так что временами казалось, что вода сейчас зальет ее. Но вот канат ослабел, лодка пошла сама и стала огибать дамбу.

Я не отрываясь смотрел на отца. Он стоял у руля, а рядом, спинами к ветру, сидели дядя Гузар и Поль. Лодка подвигалась вперед скачками: то ее отбрасывало назад, то она замирала на месте, то совсем исчезала за водяными брызгами.

Как только с брига заметили лодку, корабль повернулся и направился к маяку. «Жан», подхваченный ветром, тоже изменил направление и пошел наперерез бригу. Через несколько минут он прошел под бушпритом[6] большого корабля и почти тотчас же был взят на буксир.

– Буксир не выдержит, – сказал кто-то хриплым от волнения голосом.

– Если даже и выдержит, лодка все равно не сможет пристать к бригу, чтобы Гузар мог перейти на него, – сказал другой.

При таком ветре и в самом деле казалось невозможным, чтобы лодка могла пристать к бригу: она непременно должна разбиться о борт большого корабля.

Связанные вместе и носимые по морю одной и той же волной, корабль и лодка постепенно сближались. Иногда бушприт поднимался, палуба наклонялась, и экипаж не мог устоять на ногах – моряки хватались кто за что мог.

– Полезай же! Эй, шевелись! – кричал старший Леге.

Дядя Гузар пытался перелезть на бриг, но оба судна силой волн отбрасывало друг от друга. Лодка то шла сзади за бригом на расстоянии двадцати или тридцати метров, то волны выносили ее вперед. Наконец бриг стал рядом с лодкой, и когда волна, поднявшая его, спа́ла, лоцман полез на борт.

Казалось, для ветра не существовало никаких препятствий: срывая все на своем пути и разрушая все преграды, он дул с такой непреодолимой силой и так неотступно, что мы не могли передохнуть. За его свистом ничего не было слышно: волны вздымались, падали одна на другую и разбивались, закручивая брызги вихрями.

Бриг быстро приближался, распуская парус лишь настолько, чтобы можно было управлять кораблем. Его качало из стороны в сторону, на одной из мачт мотались клочья паруса, марсель[7] был снесен. Продолжая двигаться с ужасающей быстротой, бриг находился уже всего лишь в двухстах или трехстах метрах от входа в гавань.

Через минуту громкий крик облегчения вырвался у всех, наблюдавших эту страшную сцену, – бриг вошел в канал.

Но меня больше интересовала лодка, где оставались мой отец и двоюродный брат. «Жан» сначала шел за бригом. Потом, чтобы его не разбило о корабль, он вышел в открытое море. Сначала я никак не мог найти лодку, потом заметил ее за дамбой: стесненная маневрами большого корабля, она не могла попасть в слишком узкий проход одновременно с бригом. Тогда она направилась к маленькой бухточке направо от дамбы, где обычно во время бури море было поспокойнее. Но в тот день море повсюду, сколько мог охватить взгляд, было просто ужасным – идти против ветра не было никакой возможности.

Паруса были свернуты, и якорь спущен, лодка стала носом к волнам, идущим из открытого моря. Между берегом и лодкой была гряда камней, которые покроются водой только через полчаса. Оставалось только ждать. Но выдержит ли якорь? Не порвется ли канат? Не затопит ли «Жана» волной? Я был ребенком, но был уже достаточно опытен, чтобы понимать весь ужас долгого ожидания.

Вокруг себя я слышал голоса, задававшие те же вопросы. Мы перебежали на песчаный берег, стараясь держаться вместе, чтобы устоять против ветра.

– Если канат выдержит, они еще могут спастись, но если «Жана» снесет на камни, он разобьется вдребезги…

– Кальбри хороший пловец?

– Да, да, он настоящий моряк!

Даже доска потонула бы в этом вихре воды, травы, камней и пены. Волны, отброшенные скалами, стремительно бежали обратно, встречались с новыми волнами, сталкивались, поднимались одна на другую и разбивались брызгами, как в водопаде.

Задыхаясь от ужаса, я не отрывал глаз от «Жана», и вдруг почувствовал, что меня обхватили чьи-то руки. Я обернулся – это была мать, охваченная не меньшим беспокойством. Капитан Гуэль с друзьями окружили нас, они все что-то говорили наперебой, стараясь успокоить мать. Она стояла, словно каменное изваяние, и смотрела на море.

Вдруг страшный крик перекрыл шум бури.

– Якорь не выдержал!..

Мать упала на колени, потянув за собой и меня.

Подняв глаза, я увидел, как громадная волна подхватила лодку и понесла ее к скале. Волна нахлынула, разбиваясь о скалу, а лодка погрузилась носом и поднялась стоймя, потом завертелась и исчезла в волнах. На поверхности воды не осталось ничего, кроме белой пены…

Страшно изуродованное тело отца рыбаки нашли только через два дня, а останки Поля так и не были обнаружены.

Глава IV

Опасная прогулка

За шесть лет плаваний отца я привык к тому, что его место за столом оставалось незанятым. Но теперь, после катастрофы, эта пустота производила удручающее впечатление.

После смерти отца мы не впали в нищету, потому что у нас был домик и немного земли, но моя мать теперь была вынуждена работать изо всех сил, чтобы сводить концы с концами. Она и раньше славилась своим умением гладить. В нашей местности чепчики считались лучшим головным убором для дам, и мама никогда не оставалась без работы.

Братья Леге сочли