Заражение - Янь Цзин Страница 31

Я немного подумал, меня жгло любопытство, не говоря уже о том, что это было связано с моим исследованием.

Чэн Ю достал из-за спины два небольших портрета: на одном был изображен всадник, скачущий на лошади. Его лицо светилось уверенностью в себе. На другом – мужчина в парчовых одеждах. Их черты лица были похожи, но разница была в том, что выражение лица второго было более таинственным, казалось, в его сердце тесно переплелись гордость и печаль.

– Эти портреты нарисовал я, – сказал мой двоюродный брат. – Первый – это Тан Тай-цзун [30], или Ли Шиминь, а второй – Тан Сюань-цзун, или Ли Лунцзи, запомни, как они выглядят, ты сможешь встретиться с ними.

Я взял портреты и внимательно рассмотрел их, а затем восхищенно воскликнул:

– Братец Чэн Ю, как ты красиво рисуешь!

Психотерапевт мягко улыбнулся и повел меня в зал с мультимедиапроигрывателем. Мы оказались единственными людьми в музее, куда делись остальные?

Чэн Ю мягко ступал по ковру, его тень бесшумно двигалась передо мной. И в этот момент мне показалось, что, может быть, он сейчас со мной, а я просто витаю в мире фантазий.

Освещенная часть музея становилась все дальше и дальше от меня, я шел по темному коридору, как будто блуждал в мире снов. Разве могло все это происходить на самом деле?

Все лампы в зале погасли, остался только поблескивающий свет на экране.

Я последовал указаниям Чэн Ю и лег на диван – тот оказался потертым и жестковатым, спине было не очень удобно, и я осторожно передвинулся подальше от края, боясь, что упаду с него.

И правда: видеть мир лежа – это совсем другое.

За дверью я заметил фигуру, молча наблюдавшую за мной, – он был похож на подростка, но одет в древние одежды.

Я потер глаза, но понял, что это не более чем темная тень.

Граница между сном и явью размывалась. Я дорожил временем, и каждая минута была на счету.

Но Чэн Ю сказал, что это полезно для моего исследования, и, раз так, оно того стоило.

– Далеко-далеко отсюда ты видишь, как мерцает свет на потолке. Пока я с тобой говорю, твое дыхание изменилось, сердце стало биться медленнее, мышцы расслабились, тело налилось тяжестью, тебе не хочется двигаться. Теперь ты можешь закрыть глаза, и я хочу, чтобы тебе было очень комфортно. Чем комфортнее ты себя чувствуешь, тем глубже погружаешься в состояние бессознательного. Тебе будет казаться, что твоего тела больше не существует, осталась только твоя душа, парящая во времени. К тебе придут воспоминания о людях давних времен, а мой голос будет следовать за тобой повсюду, становясь голосом любого человека, которого ты пожелаешь встретить. Пройдет немного времени, и ты увидишь ту фигуру, того юношу, которому еще предстоит стать императором, ты встретишь его и поговоришь с ним.

Чэн Ю тихонько вздохнул, затем его голос снова зазвучал в моих ушах:

– А теперь иди, иди.

Комната опустела, и его голос отдавался в воздухе, как перезвон колоколов, звук, обладающий некой несокрушимой силой, с которой невозможно было спорить. Голос струился, как река, медленно, по темным диванам в зале, устремлялся к задней стене и неспешно возвращался обратно.

Я закрыл глаза, на экране передо мной замигали свет и тени. Я почувствовал, как тяжелеют веки, и увидел вдали в тусклом голубом свете тихо бегущую реку, изгибающуюся к небу, течение было таким медленным, что я не мог разглядеть, где она заканчивается. На том берегу реки стоял человек, лица которого я не видел. Он подвел свою лошадь к воде и молча ждал, когда она вдоволь напьется.

– Видишь? Тот человек, которого ты хотел встретить… – издалека раздался голос Чэн Ю, казалось, он доносился с другого берега, откуда-то с неба.

– Не слишком хорошо вижу… – тихо ответил я. Мгновение – и я уже стоял у кромки воды и чувствовал под ногами мокрую мягкую грязь, а мои волосы развевал ветер.

– Смотри внимательно, старайся замечать детали, чем четче видишь, тем больше вероятность того, что беседа состоится… – Голос Чэн Ю становился все более и более далеким.

Я глубоко вздохнул и снова открыл глаза.

Передо мной стоял невысокий подросток. Его длинная рубаха развевалась на ветру, а на лице читалась задумчивость, словно в душе его поселилась затаенная грусть. Я с трудом открыл глаза, и краски постепенно становились ярче, я отчетливо увидел цвет его одежды – обсидиановый. Но черты его лица все еще были нечеткими, я смотрел на него как сквозь густой туман.

– Поговори с ним. Он тот, кто тебе нужен. – Этот голос звучал так далеко, что я впал в транс и забыл, чей это голос.

Я был в нерешительности: что спросить у него? о чем с ним говорить? как найти общую тему и начать беседу с человеком, которого ты не знаешь? Это у меня плохо получалось.

Прошло немало времени, прежде чем я наконец набрался смелости поприветствовать юношу на другом берегу реки:

– Привет! Я Сяо Но! Как поживаешь?

Хотя мой голос прозвучал робко, человек на другом берегу услышал мое приветствие. Он медленно опустился на землю и, присев, сказал:

– Не очень хорошо. Я думаю, что жизнь такова: снова и снова сражаться, раз за разом наносить поражение противникам, а потом занять место победителя, и если, скажем, ты займешь это место, то будешь очень счастлив. Но что я должен сделать, чтобы стать победителем?

Его голос был негромким, но река как будто усиливала его, и к тому времени, как его слова достигли моих ушей, они превратились в оглушительный вопрос.

«Что я должен сделать, чтобы стать победителем?»

В трансе, в полудреме этот вопрос вертелся у меня в голове.

Кстати, я вспомнил, что, когда Ли Лунцзи родился, его отец хоть и носил имя императора Тан Жуй-цзун [31], но фактически страной правила все же У Цзэтянь [32]. В возрасте четырех лет мальчика передали кому-то на воспитание, а когда ему исполнилось пять лет, его отца лишили престола, и Ли Лунцзи остался один во дворце. В восемь лет, когда он получил титул линьцзы-вана [33], его родную мать Доу Дэфэй предали смерти, а затем похоронили неизвестно где. Такая же участь едва не постигла отца мальчика.

– Весь мир говорит мне, что я должен жить. Жизнь – это самое главное, а если хочешь