Буря магии и пепла - Майрена Руис Страница 18

Лютер набрал воздуха, и я поняла, как он удивлен, что я затронула эту тему.

– Это Микке настояла на ее использовании. Она хотел показать Совету свои воспоминания, чтобы они сами увидели, что произошло той ночью. Ты знаешь, что случается, когда ты делишься воспоминаниями?

Я покачала головой.

– Они остаются запечатленными навсегда. На них не влияет течение времени, они не меняются, не теряют деталей. Ты всю оставшуюся жизнь вспоминаешь событие так, будто оно только что произошло. Это как… шрам в твоем разуме. И в разуме тех, кто видит это воспоминание.

Долгое время мы ехали в молчании.

– Лоуден был тогда в Совете, верно?

Лютер кивнул, и я почувствовала, как по телу пробежал озноб.

– Я никогда не использовала магию на животных, – сказала я, меняя тему. – Как она действует?

– Ты уверена, что хочешь попробовать? Мы можем отложить это.

– Нет, все нормально.

– Хорошо. Сконцентрируйся на своей магии.

Я закрыла глаза, стараясь очистить разум. Сосредоточилась на запахе влажной земли, на пении птиц, щебетавших на деревьях.

– Ты впервые едешь на этой лошади? – спросил меня Лютер.

Я покачала головой, не теряя концентрации.

– Хорошо. Чем лучше ты знаешь животное, чем легче передать ему свои эмоции. Положи руку ей на шею.

Я открыла глаза и сделала, как он велел, нежно поглаживая жесткую гриву.

– Что ты чувствуешь?

Я задумалась на мгновение, и собственный ответ после нашего разговора удивил меня:

– Умиротворение.

– Передай ей это.

Мне не нужно было спрашивать, как это сделать. Инстинктивно я дала понять животному, что все в порядке, и оно замедлило шаг, успокоившись. Лошадь Лютера сделала то же самое.

– Очень хорошо. А теперь подумай о чем-нибудь, что сделает тебя счастливой.

Едва я задумалась, как мне сразу пришло в голову, как мало осталось времени до Фестиваля урожая в Олмосе. Радость, счастье, веселье у костров… Лошадь пробежала несколько шагов рысью, и я не смогла сдержать смех.

– Подумай… о танцах.

Я вспомнила свой последний бальный танец с его медленной северной музыкой, и кобыла начала поднимать копыта в такт мелодии, существовавшей только в моей голове. Я с улыбкой повернулась к Лютеру, не веря происходящему. Он тоже улыбнулся.

– А теперь давай устроим гонку. По крайней мере попытайся меня перегнать, хорошо?

И, не дав мне времени среагировать, Лютер пришпорил своего коня, и тот пустился вскачь. Через мгновение кобыла почувствовала мое желание победить и мою напористость и бросилась в погоню, скача все быстрее и быстрее.

Я уже догоняла Лютера, когда вдруг стая птиц взмыла в воздух прямо передо мной, и на мгновение все перемешалось. Их страх, мое удивление, растерянность лошади перед лицом невидимой опасности. Все наши эмоции слились воедино, и я не могла их контролировать.

Одна из птиц бросилась на меня, царапая когтями, и кобыла, испугавшись моей боли, встала на дыбы. Я спрыгнула в грязь, чтобы не упасть на спину, и сжалась, защищая лицо от птицы, которая продолжала на меня нападать. Кобыла, свободная от веса и моей магии, поскакала обратно к замку, оставив меня лежать на земле.

Наконец появился Лютер и, спрыгнув с лошади, одним взмахом руки отогнал птицу.

– Ты в порядке? – спросил он, опускаясь рядом со мной на корточки.

С колотящимся сердцем я убрала руки от головы и осторожно села. У меня болело все тело, оно было в порезах, царапинах и грязи, а свитер у горла был изодран в клочья.

– Нет, я не в порядке. Ты можешь мне помочь? – спросила я Лютера, протягивая ему свои окровавленные руки.

Лютер мгновение колебался, а затем провел пальцем по одной из самых мелких царапин. После нескольких долгих секунд молчания, в течение которых Лютер казался более сосредоточенным, чем когда-либо, ничего не изменилось. С комом в животе я поняла, что происходит, и быстро убрала руки.

– Оставь, я сама сделаю.

Лютеру хватило приличия покраснеть от моего тона. Сколько темной магии он использовал, что не смог вылечить жалкую царапину? И, кроме того, видимо, это было совсем недавно, если последствия еще не прошли.

Я старалась отогнать эти мысли, сконцентрировавшись на том, чтобы залечить самые глубокие порезы на руках и плечах. Я ощущала еще несколько на спине, но не могла вылечить их без посторонней помощи.

– Тебе лучше надеть это, – сказал Лютер, снимая свой свитер, под которым была небесно-голубая рубашка.

– Я в жизни не носила золотой нити, – возмущенно выпалила я, – и сейчас не думаю начинать.

Лютер фыркнул.

– Ты не можешь вернуться в таком виде, – сказал он, указывая на меня. – Вся в грязи, крови и почти в нижнем белье.

– Я бы предпочла вернуться так, чем носить золотую нить, – упорствовала я, поднимаясь на ноги.

Или, лучше сказать, только пытаясь встать, потому что ногу скрутила боль, и я снова шлепнулась задом в грязь. Я не знала, как исцелить вывихнутую лодыжку, и у меня не осталось сил, чтобы залечить порезы самостоятельно. Гнев и негодование кипели во мне, теперь сопровождаемые еще и стыдом. За то, что лежала полуголая в грязи, за то, что не смогла справиться со своей лошадью, за то, что поверила Лютеру на слово, в очередной раз забыв, кто он есть на самом деле: северянин, использовавший темную магию, изгнанный после войны cо двора за роль, которую он в ней сыграл.

Я стиснула зубы, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

– Айлин, очень холодно, и ты ранена, ты должна надеть это, – настаивал он.

Лютер снова предложил мне свой свитер.

В ответ я скрестила руки, и он раздраженно фыркнул. А после принялся расстегивать свою рубашку. Я отвела взгляд, пока он раздевался как ни в чем не бывало.

– Держи, – сказал он, протягивая мне рубашку. – На этот раз ты не можешь отказаться.

Он натянул свитер, а я посмотрела на синюю хлопчатобумажную вещицу. Это был не тот цвет, который я обычно носила, но мне было холодно, и я устала. Я просто хотела вернуться домой.

Я сняла порванный свитер и надела рубашку, еще хранившую тепло его тела. Она оказалась немного длинноватой, поэтому концы я завязала вокруг бедер.

– Позволь я помогу тебе, – сказал Лютер, вставая и протягивая руку.

После секундного колебания я приняла ее и позволила ему помочь мне подняться.

– Мы слишком далеко, чтобы возвращаться пешком, поэтому тебе придется поехать со мной верхом.

Я покраснела и отвернулась:

– Это невозможно.

Лютер хотел возразить, но я продолжила говорить, прежде чем он успел вставить хоть слово:

– Я слишком тяжелая, чтобы ехать вдвоем, да еще и на северной лошади.

– Мы просто медленно поедем до замка. У нас все прекрасно получится.

Я чувствовала странное беспокойство при одной мысли о том, чтобы сесть на животное, но Лютер не позволил мне больше нервничать. Он взял лошадь за поводья и поставил ее рядом со мной.

– Ты поедешь в седле впереди. Какая нога у тебя повреждена?

Я указала на левую.

– Понял. А теперь клади руку мне на плечо, а другую ногу ставь на колено.

Я сделала то, что сказал Лютер, и он приобнял меня за талию.

– Поднимайся, – велел он, подталкивая меня с помощью своей магии. Несколько неуклюже ему удалось перебросить мою левую ногу через лошадь, которая даже не шелохнулась.

– Видишь – нет проблем. Подайся вперед и возьми поводья.

Я придвинулась к ручке седла, а Лютер, поставив ногу в стремя и держась за ручку, уселся сзади. Я чувствовала каждый сантиметр его тела, прижатого к моему, его дыхание на моей шее.

– Держись за ручку, а я возьму поводья, – указал он мне.

Я передала их ему и схватилась за седло, стараясь не двигаться.

– Не волнуйся, – сказал он, обнимая меня, – не упадешь.

Лютер щелкнул языком, и лошадь бросилась вскачь. Я сразу напряглась, и он провел рукой по моей талии, прижимая меня к груди.

– Облокотись на меня и расслабься, Айлин, ты заставляешь лошадь нервничать.

– Прости, – пробормотала я.

– Ничего, все в порядке.

Прислонившись к нему, я попыталась расслабиться, следуя дыхательным упражнениям, которым Лютер