Молчание между нами - Джоанна Хо Страница 17

– Я не заметила, что ты все еще говоришь.

– Да ну тебя! Ты не видишь, когда я открываю рот? – Тия упирает руки в боки и надувает губы.

– Ты вечно что-то бубнишь, не могу же я…

Она цокает языком и шутливо бьет меня тетрадью по затылку.

По пути на урок миз Дэниелс Тия пересказывает свою историю во второй раз, и я послушно смеюсь в нужных местах. Потом она исполняет для меня «What Is This Feeling?» из мюзикла «Злая». Меня всегда смешит до слез, как она поет на два голоса одновременно. Я знаю, что Тия изо всех сил пытается поднять мне настроение. Она видит, что я до сих пор переживаю из-за стихотворения.

У самых дверей к нам подбегает Ава.

– Эй, привет! – Она одета в белую рубашку в стиле бохо с заклепками на присобранных рукавах.

– Привет, Ава. Классная рубашка! – откликается Тия. – Ты придешь на протест?

– Конечно. Я так злюсь из-за всего этого. Постараюсь привести кого-нибудь из студсовета.

– Может, они хотят поучаствовать в организации? Не только же СЧС должен этим заниматься, – говорит Тия. Я прикусываю губу. Похоже, они имеют в виду убийство Андре Джонсона. Ава регулярно участвует в протестах – я не удивлена, что она в курсе. Но я ощущаю неприятный осадок от того, что Тия так непринужденно говорит об этом с Авой после того, как не захотела говорить со мной.

– Да, хорошая идея. Я поговорю с ними завтра.

Тия одобрительно кивает. Мы все втроем стоим у входа в класс.

Ава поворачивается ко мне:

– Мэй, я хотела поговорить с тобой о собрании одиннадцатиклассников. Прости, что моя мама столько всего наговорила. Я представить не могу, что чувствовала ты и твои родители. Мне ужасно неловко.

Звонок прерывает меня, прежде чем я успеваю ее успокоить. Мы забегаем в класс, и Ава поспешно добавляет:

– Потом поговорим, ладно?

Я соглашаюсь и иду к своей парте.

– Здравствуйте, дамы, – говорит миз Дэниелс своим теплым медовым голосом. Она усмехается и приподнимает бровь, пока мы садимся по местам и бормочем извинения за то, что чуть не опоздали.

Миз Дэниелс шагает между рядами. Подол ее длинной желтой юбки колышется при ходьбе.

– Не обращайте внимания, я просто так прогуливаюсь. Вовсе не потому, что я хочу начать урок, а вы сидите с телефонами под партой… Кхе-кхе… Хантер.

Хантер смущенно сует телефон в рюкзак и застегивает молнию. Миз Дэниелс улыбается и с преувеличенным радушием добавляет:

– Добро пожаловать на урок английского. – Кто-то в классе смеется. Миз Дэниелс даже не оборачивается. – Я бы на твоем месте не слишком веселилась, Ноа Келли. И на твоем, Мэдди. Я же вижу, что у вас руки в карманах. – Она поворачивается к этим двоим с безмятежной улыбкой. – Для этого нужен настоящий талант – печатать вслепую на сенсорных экранах. В мое время с этим было проще. Положите телефоны в сумки, будьте так любезны.

Ноа, Мэдди и несколько других ребят убирают телефоны подальше. Тия смотрит на меня через плечо и широко распахивает глаза. Потом снова садится прямо и подносит к затылку сложенные колечком пальцы обеих рук, изображая очки.

И тут в класс входит Джош. У меня екает сердце. Он отдает миз Дэниелс записку и ждет. Тия вслепую протягивает мне руку, и я ее сжимаю. Джош дожидается кивка миз Дэниелс и идет к своей парте, не обращая внимания на тихий хор приветствий, который встречает его повсюду. На мгновение наши взгляды встречаются, и на меня накатывают воспоминания: я лежу на его кровати, пьяная, и его лицо зависает в считанных сантиметрах от моего. Я вспоминаю, как замер в дверях Марк, и на меня накатывает стыд – я не хотела, чтобы он это видел. В ушах у меня звучит голос мистера Макинтайра: «Какой-то мальчик-азиат бросился под поезд, получив приглашение в Принстон. Что такого наговорили ему родители? Настоящая проблема – это азиаты».

Будто и не было никогда нашей с Джошем дружбы и смешных записочек в форме мячей. Вместо этого в моих мыслях беспорядочно сплетаются сожаления и желание кое-кому врезать.

Миз Дэниелс разворачивается к моей половине класса. Ее юбка закручивается в противоположном направлении.

– С сегодняшнего дня мы начинаем новый модуль. Автобиографический. – В классе раздаются несколько тоскливых стонов. – Эй, что это за реакция? Вы еще скажете мне спасибо. Умение рассказать свою историю – один из самых важных жизненных навыков. Тем более что в следующем году вас ждут сопроводительные письма в вузы.

На этот раз стоны звучат еще громче. Ава жалуется вполголоса:

– Даже не напоминайте! Я и так волнуюсь из-за предварительных и вступительных экзаменов.

Когда там предварительные? Кажется, совсем скоро. В последнее время я уделяла подготовке не так много внимания. Экзамены вдруг стали совсем не важными. Мимо проходит миз Дэниелс и, ни на миг не останавливаясь, прилепляет мне на парту стикер с запиской: «Выше нос. Приходи, если захочешь поговорить».

Значит, она прочитала сегодняшний «Еженедельник». Она советует мне не унывать? Или думает, что меня ждут разочарования?

Когда я возвращаюсь к реальности, миз Дэниелс показывает классу несколько стихотворений на тему «Откуда я?». Чтобы помочь нам написать свои стихотворения, она раздает листочки с вопросами-подсказками. Я просматриваю их и спотыкаюсь, дойдя до пункта про бабушку и дедушку. Совсем простые вопросы: «Как звали твоих бабушку и дедушку? Откуда они родом?».

Я даже не знаю их настоящих имен. Ни как они произносятся, ни тем более как записываются иероглифами. Папиных родителей я всегда называла просто найнай и ее. Когда они были живы, мы два раза в месяц навещали их в Сан-Франциско.

Родителей мамы я звала ама[23] и агун[24]. Последний раз я виделась с ними в десять лет, когда мы прилетели на Тайвань. Они говорили на тайваньском, а китайского не знали (впрочем, я и сама едва его знаю, как не устает напоминать мне мама). Я не могла с ними поговорить, поэтому просто улыбалась, играла на полу у их ног, много ела, читала вслух по-английски, пока они одобрительно кивали. Мама всегда передавала мне телефон, когда они звонили. Но по-тайваньски я могла сказать только «Я читаю», «Я хочу есть» и «Мне нужно в туалет». Из их слов я понимала разве что «Учись хорошо», «Слушайся маму» и «Ты уже поела?». Мне было ужасно неловко постоянно отвечать «Угу», «Ага» и «Хорошо, ама», так что я старалась поскорее отдать телефон Дэнни.

Теперь никого из них нет в живых. Может, оно и к лучшему. Им не пришлось страдать из-за утраты Дэнни. Я надеюсь, что теперь они вместе.

Тия когда-то говорила, что ее разговоры по телефону с бабушкой и дедушкой на Гаити проходили примерно так же. Я тыкаю ее в спину, но она так увлеченно строчит, что даже не замечает. Может быть, Селеста мучается, как и я? Нет, она тоже быстро что-то пишет. Ну конечно.

Пока я озиралась по сторонам, у меня на парте оказался тетрадный листок в клетку. Он сложен в маленький мячик. Я знаю, от кого эта записка, и стараюсь не обращать на нее внимания, но у меня ничего не выходит. Наконец я медленно разворачиваю листок.

Можно с тобой поговорить?

Меня охватывает напряжение. Пальцы сводит судорогой. Помотав головой, я комкаю бумажку и склоняюсь над списком вопросов.

Я отчаянно пытаюсь сконцентрироваться на вопросах. «Какие запахи сопровождали тебя в детстве? Какие звуки? Какие твои любимые детские воспоминания?»

Каждое мое воспоминание связано с Дэнни.

Мама с папой говорят, что Дэнни умел переводить мой детский лепет. Папа рассказывал, что всегда менял мне памперсы тайком: Дэнни прибегал защищать меня, если слышал, что я плачу. У родителей есть старое видео, где Дэнни складывает гору из подушек, чтобы помочь мне выбраться из детской кроватки. Мы вместе учились танцевать брейк и изображали профессиональную борьбу в гостиной. Когда я