Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей - Татьяна Леонидовна Миронова Страница 14

— Омоита ся. Облацѣта ся въ одежю нову. Худою одежею не гоже одѣвати ся, — проговорил монах и указал на кувшин с водой, стоявший на полу у двери, здесь же лежали чистые холщовые порты и рубахи.

Ополоснувшись, сняв с себя изодранную одежду, мальчики облачились во все чистое, проглотили по куску ржаного хлеба, запили его холодным молоком и, свернувшись калачиком па лавках, тотчас уснули. Тревоги этого удивительного дня наконец отступили от них.

Уроки отца Сергия

Мальчиков разбудил протяжный настойчивый звон колокола. Ваня вскочил первым. В узко прорубленное окошко кельи пробивался тусклый свет. Было еще очень рано. Но во дворе, куда любопытствующий Ваня постарался скосить глаза из окошка, толпились люди в длинных темных одеждах — рясах. Ваня затормошил друга, открывшего было глаза, но тотчас же отвернувшегося к стене и натянувшего для верности на голову рогожку, которой укрывался.

— Все во двор спускаются, айда и мы. Они скатились с высокого крыльца на лужайку, где их окликнул вчерашний монах отец Феодосии и сделал им знак присоединиться к стайке мальчишек в таких же, как у наших ребят, полотняных одеждах.

Ваня и Вася встали позади всех. Семеро мальчиков, с интересом на них оглядываясь, заподталкивали друг друга:

— Чудиновьскоѣ слободы кузнеца сыны… Изгорѣла есть слобода, а отрочата уцѣлѣла, да умомъ помрачила ся и речета гугниво… отець Феодосии тако сказаеть…

Услышанное обрадовало Ваню.

— Пусть так и думают, — шепнул он другу. — Подозрений меньше — кто, да чьи, да почему так плохо по-древнерусски говорим.

Кудрявый, дочерна смуглый мальчик продолжил, верно, прерванный появлением Вани и Васи рассказ:

— Не вѣдаете, яко же въ Резани было, егда татарове напали суть на Русь. Резаньци въбѣгли въ церкъвь и затворили ся въ полатѣ, погании же татарове отъбивъше двери, зажьгли церкъвь, и вси людие изгорѣли. Бѣда была, яко не мочно мнѣ вамъ всего и сказати.

Ребята наши замерли, вспомнили Прохоровы слова о страшном Батыевом нашествии, дохнуло на них жаром близкого рязанского пожарища. «Не уцелеем, пропадем…» — подумалось обоим сразу, и они крепко взялись за руки, сознавая друг в друге надежду на спасение.

Неожиданно Ваню дернул за рукав беловолосый мальчик, чуть пониже его ростом, с задиристым вздернутым носом, сплошь покрытым веснушками:

— Ты еси Иванко?

Ваня кивнул, не зная, что отвечать.

— А тотъ Василько есть? — продолжал интересоваться мальчик. Вася застенчиво пожал плечами, как бы подтверждая, что именно он и есть тот самый «Василько».

— Зовуть мя Онфимъ, — мальчик дружески похлопал Васю по плечу. — Не боита ся. Никто сде васъ не приобидить. Отець Сергии васъ грамотѣ научить. Будита грамоту добрѣ свѣдити. Отець Сергии есть ученъ и премудръ мужь, книгы пишеть. Отьци наши даяли суть насъ ему на ученье книжьное.

Онфим помолчал, не дождавшись ответа от робевших вымолвить слово мальчишек, добавил:

— А отець Феодосии научить насъ, како люди исцѣляти. Оже кто въпадеть въ недугъ, отець Феодосии цѣлить его отъ немочи. Отець Феодосии цѣлѣбьны травы съвѣдаеть, събираеть ихъ: и беленъ, и ковылу, и кропиву, и куколь свѣрѣпицю, и лебеду, и осотъ, и напороть. Да зелие варить. Оже кто въпадеть въ черную кручину, али въ гортаньную печаль, али въ трясцю, али в сухоту, зелие се тому человѣку цѣльбы творить.

Снова не получив ответа от дичившихся «погорельцев», Онфим решил и отступиться от них, да вспомнил про азбуку, которую отец Сергий наказывал передать новичкам. Онфим встряхнул холщовый мешочек и, мотнув белобрысыми вихрами, протянул Ване золотистую, правильной формы липовую дощечку. На дощечке с обеих сторон были аккуратно вырезаны буквицы азбуки.

Из церкви выглянул маленький белобородый старичок, это и был отец Сергий, и махнул рукой сбившимся на поляне ребятишкам, те привычно и спешно двинулись на его зов. У входа мальчики чинно перекрестились, низко поклонились иконе, висевшей над дверью. Ваня и Вася, запоминающе приглядываясь, старательно повторили их движения, осенили себя крестным знамением, метнув «двоеперстие» правой руки — сложенные вместе указательный и средний пальцы — со лба на живот и с правого плеча на левое.

В церкви было светло и празднично от зажженных возле икон свечей, от яркими светляками горящих лампад. Монахи стояли лицом к небольшому возвышению, как потом узнают ребята, место это в восточной части церкви называется алтарем. Алтарь был отгорожен от средней части храма иконостасом — выстроенными в несколько ярусов рядами икон.

Уже знакомый ребятам игумен Арсений, непонятно, но красиво выпевая слова, читал лежавшую на столе в алтаре книгу. И что стол этот называется «престол», а книга, лежавшая перед Арсением, — Евангелие, и что игумен Арсений потому и зовется игуменом, что старший в монастыре, глава его, настоятель, — и это Вася и Ваня узнают потом, на уроках отца Сергия. А сейчас глаза торопились разглядеть и запомнить все вокруг.

— Служьба церковьная ведеть ся тако, — подсказал ребятам Онфим, вставая рядом с ними у северной стены храма, сбоку от алтаря, сюда привел своих учеников отец Сергий. Вася и Ваня запрокинули головы. Стены церкви были расписаны фресками, с них строго и тревожно глядели лики святых, их темные фигуры были облачены в ниспадающие мягкими складками одеяния. Казалось, что добрые, высокие люди с фресок со всех сторон обступают молящихся, ограждая их от напастей сомкнутым надежным кругом.

— Красота! — похвалился Онфим «погорельцам», робко стоявшим в стороне от остальных мальчиков. — Христолюбивый князь украсилъ есть церкъвь всякыми красотами, добрѣ церкъвь украсилъ и иконы на золотѣ добрымь писаниемь устроилъ, яко же подобаеть церкъви на красоту.

Ни Ване не доводилось прежде бывать на церковной службе, ни Васе, но обоим представлялась она чем-то темным, давящим, тревожным, где грустные лица у всех и покорно опущенные головы. Здесь же оказалось все не так. И радостно — праздничный свет свечей и лампад, и добрые лики святых на фресках, и лица у всех осветленные, и покойные напевные голоса, и общий хор такой теплый, такой искренний, что все тревожившее ребят, пугавшее неизвестностью вдруг освободило их. Впервые на древнерусской земле им стало покойно, и подумалось вдруг, что все будет ладно, все будет хорошо. Не заметили ребята, как служба прошла, как произнесено было последнее «аминь».

Выступил вперед игумен Арсений. Каждое его слово старались понять ребята, не все разобрали, но в главное вникли.

— Многу печаль в сердьци своемь вижю васъ ради, чада, — говорил игумен Арсений. —