Тревожная ночь - Марк Симович Ефетов Страница 30

Разграфленный лист бумаги оживал, и, выпрямляясь, бежали по нему красные и синии линии.

Только начали выпрямляться линии, вот-вот, казалось, Рогаткин избавит станцию от «пробки» — пустит все поезда, а тут позвонили ему и передали приказ начальника дороги Чухнина: вместо пассажирского поезда отправить по главному пути маленькую дрезину.

Рогаткину было очень досадно, что помешали ему отправить пассажирский поезд и заняли пути дрезиной. Но приказ начальника обсуждать нельзя. Приказ надо выполнять.

И Рогаткин сказал в микрофон:

— Отправить дрезину по первому пути.

4. НЕСЧАСТЬЕ

Правильно ли поступил начальник дороги, задержав скорый поезд из-за дрезины? Давай разберемся.

На железнодорожном транспорте существует железный порядок. Все поезда отправляются по старшинству: сначала пассажирские, потом товарные; в первую очередь те, что идут по расписанию, а во вторую — опоздавшие, или, как говорят, выбившиеся из графика.

Почему же вдруг дрезина оказалась главнее всех?

Ведь насчет дрезины с больной девочкой ничего в железнодорожных правилах не сказано. Как же это начальник дороги впереди всех поездов пустил дрезину? Почему он так поступил?

У нас есть наш советский закон, который говорит, что самый ценный капитал для нас не золото, не бриллианты, не деньги, а человек. А в железнодорожных правилах есть пункт, где сказано, что при особых случаях поезда и автодрезины можно пускать вне всякой очереди.

Вот начальник дороги и пустил дрезину с больной девочкой в самую что ни на есть первую очередь.

Но чтобы выполнить этот приказ, диспетчеру Рогаткину пришлось, ох, как поработать! Он торопил дежурных по станциям и машинистов. В диспетчерскую врывались взволнованные голоса из рупора. Однажды диспетчера позвал особенно громкий голос.

— Диспетчер?

— Я диспетчер!

— Почему не отправляете состав?

— Скоро отправлю!

— Время выходит! — торопили диспетчера.

Рогаткин вызвал к аппарату машиниста и предупредил его, что отправит поезд с опозданием и это опоздание надо нагнать в пути.

— Сможете? — спросил диспетчер.

Машинист подумал и ответил:

— Смогу!

Когда на мгновение умолк в диспетчерской рупор, Рогаткин позвонил к себе домой. Но где-то на линии оборвало провода. Это помешало диспетчеру услышать последние слова, сказанные ему в телефон.

А дома у диспетчера Рогаткина произошло несчастье. И он был отрезан от дома. Рогаткину захотелось вырваться из диспетчерской и побежать домой. Но в это время рупор позвал его:

— Диспетчер! Диспетчер! Диспетчер!.. — Казалось, рупор треснет от напряжения.

— Я диспетчер.

Он выслушал дежурного по станции и отдал команду. Он продолжал работать.

5. РАДОСТНАЯ ВЕСТЬ

В это дежурство Рогаткин сумел вывести со станции все поезда и, кроме того, пропустить дрезину. Она ведь тоже занимала пути, и, пока не дошла до больницы, нельзя было отправлять скорый поезд.

В конце дня начальник железной дороги Чухнин позвонил в больницу и узнал, что операция у больной девочки прошла хорошо, опасность миновала. Потом начальник дороги пошел наверх, в служебное помещение вокзала. У двери в диспетчерскую он столкнулся с Рогаткиным. Начальник его остановил:

— Вы диспетчер Рогаткин?

— Я.

— Хорошо, что я застал вас до смены. Я хотел поблагодарить вас за прекрасную работу…

— Простите, — сказал Рогаткин, — я не могу говорить с вами.

— Вы больны?

— Нет. Утром я оставил дочь в очень тяжелом состоянии. Положение было катастрофическое. Я звонил потом с дежурства. Мне сказала соседка, что ее уже нет… Мать к телефону не подошла… Нас разъединили. На проводах лед, очевидно, обрыв…

Говоря это, Рогаткин торопливо шел по коридору, и начальник дороги еле поспевал за ним.

— Постойте, постойте, — сказал начальник. — Не волнуйтесь, ваша дочь вне опасности. Ее доставили на дрезине в больницу. Ей сделали операцию. Я звонил туда только что. Ваша дочь чувствует себя хорошо. Через несколько дней она будет дома.

Чтобы скрыть слезы, Рогаткин подошел к окну.

За двойными рамами приглушенно шумел вокзал. Пробки на станции уже не было. На главном пути отходил скорый. На перроне суетились пассажиры, шла посадка. А дальше — на вторых и третьих путях — отфыркивались стоящие под парами паровозы и весело гудели, как трубы большого оркестра.

ПОСЛЕДНИЙ СНАРЯД

Когда Володе исполнилось четырнадцать лет, его приняли в ремесленное училище оборонного завода. На заводе до войны работал его отец. Но сразу Володе не довелось попасть на завод. Он ходил только в класс ремесленного училища, где стояли парты и черная доска у стены, как в обычной школе. Только спустя несколько месяцев Володю повели в цех.

Цех представлялся ему совершенно иным. Станки оказались такими огромными, что на них можно было улечься во весь рост. Моторы шумели, заглушая голоса людей. На резцы лилась какая-то жидкость вроде молока.

В цехе было чисто, словно в метро. Кафельный пол и станки блестели. Все рабочие были одеты в комбинезоны вроде тех, какие носят летчики. Из кармана пиджака у мастера торчала белая линейка со стеклянным окошечком. Мастер был похож не на рабочего, а на учителя. Он посмотрел на Володю и, прищурясь, спросил:

— Значит, токарем решил стать?

— Точно!

— Ответственность большая.

Володя промолчал, а мастер не задавал ему больше вопросов.

До поступления в ремесленное училище Володя мечтал стать артистом. В театре он видел скрипача в бархатной курточке, с волосами, словно у девочки. Как точно водил он