Джоанн Роулинг - Дары смерти (перевод Snitch) Страница 61

И Гарри кричал его криком, мучился его болью… это могло случиться здесь, где уже случилось однажды… здесь, откуда виден был тот дом, где он почти узнал когда-то, что такое смерть… смерть… какая страшная боль… он вырван из тела… Но если у него нет тела, то почему так ужасно болит голова; если он умер, почему же так нестерпимо… разве после смерти боль не прекращается, не уходит?…

Сырой, ветреный вечер, через площадь идут вперевалку двое детей, наряженных тыквами, все витрины в бумажных пауках — дешёвая маггловская имитация мира, в который они не верят… Он движется легко, с тем чувством целеустремлённости, могущества и правоты, какое у него всегда бывало в таких случаях… Гнев? нет, это для слабых натур… но торжество — о, да… Он так этого ждал, так надеялся…

— Классный костюм, сэр!

Он видел, как погасла улыбка мальчишки, когда тот подбежал настолько, что мог заглянуть под капюшон плаща, видел, как страх омрачил искажённое лицо. Мальчик развернулся и убежал… Его пальцы перебирали под мантией рукоять волшебной палочки… Одно простое движение, и этот ребёнок никогда не вернётся к своей матери… но незачем, вовсе незачем…

Ещё одна улица, темнее прежней, и теперь его цель наконец видна впереди, чары доверия разрушены, хотя они ещё этого не знают… Он движется бесшумно, тише, чем сухой лист, скользит по тротуару, поравнялся с тёмной изгородью, свернул за неё…

Они не задёрнули занавески, он ясно видел их в маленькой гостиной: высокий черноволосый мужчина в очках выпускает из кончика палочки клубы разноцветного дыма, забавляя маленького черноголового мальчика в голубой пижаме. Малыш смеялся и пытался поймать дым, сжать его в маленьком кулачке…

Дверь открылась, и вошла мать, она что-то сказала — слов не было слышно, длинные тёмно-рыжие волосы падали на лицо. Вот отец подхватил сына с пола и передал его матери. Потом бросил свою волшебную палочку на диван, потянулся, зевнул…

Калитка еле скрипнула, когда он, толкнув, открыл её, но Джеймс Поттер ничего не слышал. Белая рука вынула из-под плаща волшебную палочку, направила её на дверь, и та распахнулась…

Он стоял на пороге, когда Джеймс ворвался в прихожую. Как просто, слишком просто, он даже не взял палочку…

— Лили, забирай Гарри и уходи! Это он! Уходи! Спасайся! Я его задержу!

— «Я его задержу», когда в руке и палочки-то нет!.. — Он рассмеялся и произнёс проклятие: — Авада Кедавра!

Зелёный свет залил тесную прихожую, осветил детскую коляску, прислоненную к стене, перила замерцали, словно стержни громоотводов, и Джеймс Поттер упал, как падает марионетка, которой перерезали нити…

Он слышал, как она пронзительно кричит наверху, запертая в ловушку, но ей-то бояться нечего, по крайней мере, если она будет благоразумна… Он поднялся по ступеням, прислушиваясь к её попыткам забаррикадироваться изнутри — как забавно… У неё тоже нет с собой палочки… До чего они глупы и доверчивы, полагая, что их безопасность в руках друзей, что можно оставить оружие хотя бы на секунду…

Он распахнул дверь, одним небрежным взмахом палочки отбросив кресло и коробки, которыми она наспех загородила её… Да, вот она, стоит с ребёнком на руках. При виде его она бросила сына в кроватку у себя за спиной и раскинула руки, как будто это могло помочь, как будто она надеялась, что если укрыть его от глаз, то взамен выберут её…

— Только не Гарри, только не Гарри, пожалуйста, только не Гарри!

— Отойди, глупая девчонка… отойди сейчас же.

— Только не Гарри, нет! прошу вас, лучше меня, убейте меня вместо него…

— Предупреждаю в последний раз…

— Только не Гарри! Прошу… сжальтесь… сжальтесь… Только не Гарри! Пожалуйста — я всё сделаю…

— Отойди. Отойди, девчонка!

Он мог бы силой заставить её отойти от кроватки, но, наверное, благоразумнее будет прикончить всех…

В комнате сверкнул зелёный свет, и она упала точно так же, как её муж. Всё это время ребёнок не плакал. Он стоял, ухватившись за решётку кроватки, и с живым интересом изучал лицо пришельца, думая, может быть, что это его отец прячется там, под плащом, и сейчас сделает новые красивые огоньки, и мама вот-вот встанет и рассмеётся…

Он тщательно нацелил палочку в лицо мальчика: ему хотелось видеть, как это случится, видеть, как будет уничтожен этот непонятный источник опасности. Ребёнок заплакал: он понял, что это не Джеймс. Плач был ему неприятен, он ещё в приюте не переносил хныканья этих малявок…

— Авада Кедавра!

И тогда его не стало. Он превратился в ничто, не было ничего, кроме боли и страха, и нужно спрятаться — не здесь, среди обломков разрушенного дома, под которыми вопит ребёнок, а далеко… далеко…

— Нет, — простонал он.

Змея шуршит по грязному, замусоренному полу… он убил мальчика, но этот мальчик — он…

— Нет…

И вот он стоит у разбитого окна в доме Батильды, захваченный воспоминаниями о своём величайшем поражении, и огромная змея скользит у его ног по осколкам стекла и фарфора… Он посмотрел вниз и увидел нечто… нечто невероятное…

— Нет…

— Гарри, всё хорошо, ты живой!

Он нагнулся и поднял разбитую фотографию. Это он, неизвестный вор, тот, кого он ищет…

— Нет… я её уронил… уронил…

— Гарри, всё в порядке, очнись, очнись!

Он — Гарри… Гарри, а не Вольдеморт… и шуршит вовсе не змея… Он открыл глаза.

— Гарри, — прошептала Гермиона. — Ты… ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — соврал он.

Он в палатке, лежит на одной из нижний коек под горой одеял. Видимо, приближается рассвет — он понял это по тому, как неподвижно падал тусклый холодный свет сквозь холщовый потолок. Он был весь в поту, простыни и одеяла тоже были влажные.

— Мы спаслись.

— Да, — отозвалась Гермиона. — Мне пришлось применить Парящие чары, чтобы перенести тебя на койку. Я не могла тебя поднять. Ты был… в общем, ты был не совсем…

Под её карими глазами залегли фиолетовые тени. Он заметил в её руке небольшую губку: значит, она обтирала ему лицо.

— Тебе было плохо, — заключила она. — Очень плохо.

— Давно мы оттуда ушли?

— Несколько часов. Уже почти утро.

— И я… я что, был без сознания?

— Не совсем, — неловко произнесла Гермиона. — Ты кричал, стонал… ну и вообще, — добавила она таким тоном, что Гарри забеспокоился. Что же он такое делал? Выкрикивал заклятия, как Вольдеморт, или плакал, как младенец в кроватке?

— Я не могла снять с тебя хоркрукс, — сказала Гермиона, и он понял, что она хочет сменить тему. — Он впечатался тебе в грудь, очень крепко. У тебя остался след. Ты прости, мне пришлось применить режущее заклинание, чтобы его убрать. И змея тебя укусила, но я промыла рану и наложила ясенец…

Он стянул мокрую от пота футболку и осмотрел себя. На уровне сердца остался алый овальный отпечаток, выжженный медальоном. На предплечье были видны почти исцелённые следы змеиных зубов.

— Куда ты положила хоркрукс?

— К себе в сумочку. Думаю, какое-то время нам не надо его носить.

Он снова откинулся на подушки и посмотрел в её заострившееся, посеревшее лицо.

— Нам не стоило приходить в Годрикову лощину. Это я виноват, только я один. Прости, Гермиона.

— Ты не виноват. Я сама хотела пойти, я и правда думала, что Дамблдор мог оставить там меч для тебя.

— Ну да… в этом мы ошиблись, верно?

— Гарри, а что там было? Что произошло, когда она увела тебя наверх? Змея где-то пряталась? И потом просто вылезла, убила её и напала на тебя?

— Нет, — ответил он. — Она была змеёй… или змея была ею… всё время.

— К-как?

Гарри закрыл глаза. На нём всё ещё оставался запах дома Батильды, и от этого всё происшествие вставало перед ним с ужасающей ясностью.

— Батильда, видимо, уже была мертва какое-то время. Змея… змея была внутри её. Сама-Знаешь-Кто перенёс её в Годрикову лощину и велел ждать. Ты была права. Он знал, что я вернусь.

— Змея была внутри её?

Он снова открыл глаза. На лице Гермионы было отвращение, доходящее до тошноты.

— Люпин говорил, что существует магия, какую мы и представить себе не можем, — произнёс Гарри. — Она не хотела разговаривать при тебе, потому что это был раздвоенный язык, всё время, а я не догадывался, но я её, конечно, понимал. Как только мы оказались наверху, змея передала известие Сама-Знаешь-Кому, я это услышал у себя в голове, почувствовал, как он возбуждён, он велел задержать меня… а потом…

Он вспомнил, как змея выползла из шеи Батильды. Гермионе вовсе не нужно знать такие подробности.

— …она превратилась, превратилась в змею и набросилась.

Он взглянул на дырочки от зубов.

— Ей не велено было меня убивать, только задержать до прихода Сама-Знаешь-Кого.

Если бы ему удалось убить змею, этим всё было бы оправдано, всё… С болью в душе он сел и откинул одеяла.