Страна потерянных вещей - Джон Коннолли Страница 9

отцом, которые он никогда не тратил. Его отец во время войны был взломщиком шифров в Блетчли-парке[8], а потом изобрел что-то связанное с компьютерами и программными кодами, что сделало его довольно богатым. Эти деньги были потрачены на покупку земли для «Фонарного дома» и бо́льшую часть его строительства. Проценты от фонда по-прежнему идут на наше содержание – вместе с авторскими отчислениями, поскольку книга по-прежнему продается, что позволяет нам оказывать помощь тем, кто не в состоянии платить.

– Когда он умер? – спросила Церера.

У нее сохранилось смутное воспоминание обо всей этой истории – мимолетное упоминание со стороны ее матери или отца после того, как она ушла из дома, впоследствии отброшенное как что-то несущественное.

– Вообще-то, строго говоря, о смерти тут речи не идет, – сказал Оливье. – Я хочу сказать, что сейчас-то его, конечно, уже давно нет в живых, но официально он просто исчез и, наверное, даже до сих пор значится пропавшим без вести в каком-нибудь полицейском досье. Как бы там ни было, он был уже дряхлым стариком, когда пропал, а это случилось почти двадцать лет тому назад.

Постоянно ходят разговоры о том, чтобы превратить этот дом в еще один корпус центра или отдать его под офисные помещения, но некоторые его части довольно старые и защищены всякими ограничениями касательно того, что там можно перестраивать, а что нет. Поначалу попечители пытались сдать его в аренду, но никто не хотел надолго обосновываться там, и тогда его ненадолго открыли для публики как музей, но поддерживать его в рабочем состоянии было чересчур уж хлопотно. После этого этот дом использовался в качестве архива, а теперь пустует. Половицы прогнили, в крыше дыры, но благотворительные средства можно использовать здесь с куда большей пользой, и никто больше не хочет тратить их на ремонт этой развалюхи.

Даже при лунном свете Церера могла сказать, что когда-то это была весьма впечатляющая усадьба – и, наверное, могла бы опять стать таковой, если б кто-то был готов вложить в нее деньги.

– Почему никто не захотел там жить? – спросила она, уловив в голосе Оливье нерешительность.

– Старые дома и все такое… – неопределенно ответил тот. – Сами же знаете, каковы некоторые люди.

– Нет, все-таки скажите мне: каковы некоторые люди?

Оливье проинспектировал свои ботинки и попытался подать то, что сказал дальше, в легкомысленном ключе.

– Они утверждали, будто там обитает нечто потустороннее, поэтому и не захотели там оставаться. Были расторгнуты уже три договора аренды, прежде чем все окончательно отказались от этого дома.

– Потустороннее? Вы хотите сказать, привидения?

– Или воспоминания – что, наверное, одно и то же. И к тому же не слишком-то хорошие.

– Почему вы так решили?

– Потому что, если б они были хорошими, все эти люди не снялись бы с места и не уехали, согласны? А сейчас мне лучше вернуться на отделение, пока кто-нибудь не подумал, будто меня украли феи.

– А вы бывали в этом доме?

– Раз или два.

– И?..

– Я не стал там задерживаться. – Теперь Оливье был абсолютно серьезен. – Дом и вправду не казался совсем уж пустым.

Когда он приготовился вернуться к своим обязанностям, Церера задала последний вопрос:

– А как назывался роман – тот самый, на доходы с которого платят за это место?

– Он называется «Книга потерянных вещей», – сказал Оливье. – Вообще-то я подумал, что вы наверняка его читали.

– Почему вы так решили?

– Потому что в нем есть Скрюченный Человек, прямо как в вашей истории.

– Нет, не думаю, что когда-либо слышала о таком персонаже. Или человеке.

– Ну что ж, – заключил Оливье, – теперь услышали.

* * *

Подходя к своей машине, Церера увидела, что от парковки через лес к востоку вьется колдобистая тропинка, и задумалась, не ведет ли та к дому, хотя у нее и не было планов заглянуть туда в столь поздний час. Может, она и не верила в привидения, но прочла достаточно детективов, чтобы знать, что с человеком, вздумавшим прогуляться ночью по лесу, могут приключиться всякие неприятности, а Милтон-Кинс и его окрестности отнюдь не застрахованы от преступлений. Даже у злой ведьмы имелись все шансы подвернуться под руку грабителю, забреди она сдуру куда-нибудь не туда.

На нижней ветке дуба, отмечавшего начало тропинки, Церера вдруг заметила какое-то движение – это оказался тот старый грач: один глаз на месте, другой потерян из-за чьих-то когтей.

– Нет… – произнесла она. – Такого просто не бывает! Не мог же ты последовать за нами сюда!

Птица трижды каркнула, и в ответ послышался звук, до жути похожий на смех. Держась подальше от дуба, Церера наклонилась и начала собирать камни.

– Сейчас я покажу тебе, что происходит с грачами, которые думают, будто нашли легкую добычу… – пробормотала она. – Сейчас тебе хочется, чтобы то, что забрало твой глаз, вернулось и довершило дело!

Но когда Церера вновь подняла взгляд, грач уже улетел.

VI

EAWL–LEET (ланкаширск.)

Сумрак – или, буквально, «совиный» сумрак

На следующее утро Церера спала допоздна и снов не видела – а если и видела, то содержания их не запомнила. Последующие часы она провела, распаковывая коробки с одеждой и книгами, в том числе с вещами своей дочери. У Фебы в коттедже была своя спальня, в которой уже хранились некоторые ее пожитки, но теперь Церера добавила все остальное, даже повесила плакаты Фебы и фотографии из их бывшей лондонской квартиры. Ей было невыносимо оставлять комнату как есть, потому что это означало бы признать, что ее вера в возможность выздоровления дочери способна пошатнуться. Хотя не исключено, что здесь присутствовал и некий элемент суеверия – как будто, даже намекнув на такой исход, она могла привести его в исполнение.

Коттедж был скромных размеров, но с обширным садом на задах, в настоящее время основательно заросшим и ограниченным на своем северном краю рощицей старых тисовых деревьев, которую он делил с небольшим кладбищем, не использующимся с конца девятнадцатого века. Церера предполагала, что некоторые могли бы счесть близость кладбища тревожной или угнетающей, но сама так не считала. Повзрослев, она ощущала его просто как часть пейзажа, временами будоражащую – например на Хэллоуин, – но в остальном едва заметную. Поскольку те, кто покоился на этом кладбище, в основном принадлежали к беднейшим слоям местного сообщества, каменных надгробий здесь было мало, и кто-то, незнакомый с его историей, мог запросто пройти мимо, не заметив назначения этого места. Едва заметный контур лица, образованного листвой – Зеленого Человека[9], выглядывающего из-за одного из старых воротных