Милосердие - Рада Джонс Страница 17

Может, сунуть ствол в рот? Тогда мне вышибет затылок. Я же буду лежать в гробу на спине, и выходного отверстия не будет видно. От металлического запаха пистолета на девушку накатил очередной приступ дурноты. Вся облевалась, пока пытаюсь тут застрелиться. Просто замечательно.

Она переместила пистолет к сердцу. Нет, неудобно. Не получается так вывернуть кисть. Придется нажимать спусковой крючок большим пальцем. Тейлор выбрала точку между вторым и третьим ребром слева. Приставила дуло так, чтобы оно было направлено перпендикулярно груди. Правая рука дрожала, пришлось обхватить ее левой. Тейлор вдохнула поглубже.

И тут в животе что-то шевельнулось. Девушка застыла. Вот, снова движение.

Это был ребенок — внутри нее.

Не может быть.

Она отложила пистолет и обхватила выступающий живот ладонями. Там, внутри, снова что-то затрепетало, словно бабочка крыльями.

Ребенок будто хотел сказать ей: «Мама, я тут, неужели про меня забыла?»

Тейлор ахнула, закрыла лицо руками и разрыдалась. Она плакала, пока не кончились слезы.

Потом Тейлор разрядила пистолет, сунула его в карман и отправилась домой. Она сама стала домом для крошечного существа. Она не имеет права умирать.

Глава 26

Ангел

Значит, я мразь? Он счел меня мразью. Меня!

Этот мудак, засранец, импотент счел меня мразью.

Как же хотелось раздавить его, словно букашку. Сломать ему шею. Облить бензином и поджечь. Я его уничтожу.

Но как?

Можно его убить. Но нет, слишком просто. Пусть помучается.

Я лишу его всего, что ему дорого. Постепенно, аккуратненько. Мало-помалу отниму у него все, чего он добился. Он пожалеет, что родился на свет. Друзья будут его презирать, а родители — проклинать ту ночь, когда его зачали.

Это куда лучше, чем просто сломать ему шею. Я сломаю его морально.

Говорят, месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Что ж, начну его готовить.

Ты пожалеешь, что родился на свет, подонок.

С чего же начать?

И тут меня осеняет.

Жизнь — чудесная штука.

А смерть еще чудесней.

Глава 27

Дежурство Эммы уже подходило к концу. Она только что закончила осмотр пациента в пятой палате, жаловавшегося на боли в спине. У Эммы спина тоже немилосердно ныла. Ей хотелось побыстрее оказаться дома, прилечь и хорошенько обдумать все, что случилось сегодня: и разговор с Алексом, и слова бывшего мужа во время беседы в столовой.

Пациент из пятой палаты опасений не вызывал. Онемения в конечностях нет, состояние в целом отличное. Просто потянул спину, вот и всё. Ну действительно, как устоять и не подвинуть холодильник? Искушение слишком велико.

Она заказала препараты и повернулась к Карлосу:

— Значит, так, давай дадим дядьке из пятой палаты торадол и валиум. Я ему еще выписала немного морфина, только умоляю: не давай его вместе с валиумом. А то он так уснет на веки вечные.

Карлос что-то недовольно буркнул в ответ.

Эмма пожала плечами. Злится. Злится, потому что и без меня это знает. Ничего, переживет. Будет куда хуже, если он случайно отправит кого-нибудь на тот свет. Она пошла узнать, как идут дела в отделении. Оказалось, в четвертую палату привезли новую пациентку с жалобами на боли в груди. Эмма отправилась ее проведать.

В палате надрывались датчики тревоги. Громко пикал монитор: пульс — сто шестьдесят, плюс падение давления. Седая, иссохшая старуха. Глаза закрыты, дыхание затруднено, ловит ртом воздух. Рядом мужчина, держит ее за руку, в глазах — страх. Помирать собралась.

— Мне нужна помощь. Живо! — крикнула Эмма.

Вбежал Карлос.

— Давай ее в палату напротив. Капельница. Дефибриллятор. ЭКГ. Одним словом, по полной программе.

Помещение стало заполняться врачами. Они перекатили койку во вторую палату. Карлос уже держал наготове дефибриллятор. Джуди искала, куда вставить катетер. Эми пыталась закрепить на теле больной присоски датчиков — они соскальзывали, потому что кожа была влажной от пота.

Обильное потоотделение. Сердце так и заходится. Еще и ритм неровный. Фибрилляция предсердий. Плюс давление низкое. Плохо дело. Что ей дать? Так, чтоб не уронить давление еще ниже. Пустить в ход дефибриллятор? Похоже, придется, хотя с мерцательной аритмией такое редко срабатывает.

— Что с катетерами? — бросила Эмма.

— Один — восемнадцатый — уже поставила, — отозвалась Джуди. — Сейчас пробую второй.

— Умничка. Давайте, вводим растворы. — Эмма прислушалась к дыханию больной, не начался ли отек легких. — Дайте ее старую ЭКГ. И мне нужен кардиолог.

— ЭКГ уже несут, — подала голос Эми.

— Давление?

— Совсем низкое, даже датчики не фиксируют. Замерю вручную. Шестьдесят восемь на сорок два.

Проклятье.

— Готовьтесь, будем делать кардиоверсию[5]. Сэла мне сюда. Нужно сосудосуживающее.

Оно поднимет ей давление, чтобы я могла пустить в ход хоть какие-то другие лекарства.

Сэл материализовался перед ней, словно джинн из бутылки.

— Сосудосуживающее ей.

— Какое?

— Фенилэфрин. Он должен поднять давление, не влияя на сердечный ритм, который у нее и так хуже некуда.

Сэл вытащил из кармана шприц на десять миллилитров.

— Сколько?

— По два кубика каждые пять минут.

— Прикатили реанимационную тележку. Интубировать будешь?

— Не могу. Давление упадет еще ниже. Так я ее наверняка убью. Надо обождать. Давайте попробуем двадцать пять фентанила.

— Двадцать пять фентанила введено, — провозгласила Джуди.

Это как слону дробина, но хотя бы чуть-чуть облегчит боль. Давление слишком низкое, чтобы дать седативное.

— Давайте попробуем сто вольт.

Карлос зарядил дефибриллятор.

— Готовы?

Все отошли. Он нажал на кнопку.

Разряд сорвался с электродов, прошел по коже, ввинтился в грудь и устремился к обезумевшему сердцу, чтобы заставить его вернуться к привычному ритму. Импульс был столь мощным, что пациентку буквально подбросило над койкой. Она издала вопль и рухнула обратно.

Ритм не изменился.

Ненавижу фибрилляцию предсердий. Упрямая, своенравная дрянь. Что ж, хотя бы сосудосуживающее подняло давление. Чуть-чуть.

— Давайте еще двадцать пять фентанила. Разряд полтораста.

А какого черта? К чему полумеры? С тем же успехом можно палить из всех стволов. Прямо сейчас. Пока она еще жива.

— Нет, давайте двести.

Карлос выставил напряжение.

— Готовы?

От истошного крика едва не лопнули барабанные перепонки. Пациентка взвилась над койкой и рухнула обратно. Не подавая признаков жизни.

Тишина. Сердце замерло.

Эмма уставилась на монитор. Подождала несколько секунд.

Ничего. Ровная линия. Идеально ровная. Асистолия. Черт!

— Искусственное дыхание.

Карлос глубоко вдохнул и сцепил пальцы в замок, чтобы начать непрямой массаж сердца. Он уже склонился над койкой, как вдруг монитор пискнул. Сердце снова забилось. Сто двадцать ударов минуту.

Мы едва ее не потеряли.

— Давление?

— Девяносто пять на шестьдесят.

В палате поднялся радостный гомон. Все, можно