Ушма - Алексей Наумов Страница 16

в полу маячит передо мной так натурально, что я на мгновенье останавливаюсь, потому что мне кажется, что я сейчас шагну прямо в него. Но передо мной только узкая, плотно утрамбованная торфяная тропинка, покрытая хитросплетениями корней. Слева и справа, в прогалинах густой зелени — чёрные пятна заболоченных озёр в обрамление частокола камыша и сухой осоки.

Тропинка постепенно расширяется. Впереди большая прогалина, залитая солнцем. Мы на месте. Небольшой скользкий торфяной пляж вздыблен десятками мокрых босых ног. Несколько мальчишек, по очереди, с разбега прыгают в воду, громко крича в полёте. Девчонки жмутся к грубо сколоченной из молодых берёзок лесенке уходящей в коричневую воду. Их лица возбуждены. Они шепчутся, хихикают и при первой возможности отчаянно визжат. У противоположного берега веселятся ребята со «Стрелы». У нас с ними натянутые отношения. Драться не дерёмся, но и не дружим.

Но все главные события разворачиваются левее, на узкой песчаной отмели, за небольшим островком. Там вода постоянно кипит от беснующихся скользких тел и в воздухе стоит беспрерывный гул, похожий на звук работающего трансформатора. Нам нужно туда.

Колька уже скинул майку и шорты, и готовится прыгнуть в воду, но я замираю. Вода шепчет мне что-то. В голове или наяву, я не могу понять, но это и не важно. Липкий страх окутывает меня с головы до пят. Я пячусь назад. Я ни за что на свете не хочу нырять в эту жуткую, мутную, чёрную воду. А Колька уже там, машет мне обеими руками. Я мотаю головой. Мне плевать, что он подумает.

Пячусь ещё, пока не упираюсь в ствол берёзы. Сползаю по нему вниз. На меня никто не обращает внимания, да мне это и не важно. Мир гаснет и схлопывается до единственного чувства — слуха. За плеском воды в озере я слышу журчание. Или мне кажется? Замираю, склонив голову к плечу. Журчание такое слабое, что его не разобрать. Оно то появляется, то исчезает, словно далёкая радиостанция пытается пробиться в эфир сквозь помехи. Сосредоточенно слушаю, забыв про всё на свете. Колька выбирается из воды и подбегает ко мне, пританцовывая на тонюсеньких ножках.

— Ну ты чего? Давай скорей! Там на отмели все наши: Мишка, Шнурок, Витька, Тайсон, Кузнецовы и девчонки тоже. Айда в салки!

Мотаю головой.

— Не могу… Живот прихватило… Сильно… Посижу немного… Может потом…

Колька чертыхается, но вид у меня, судя по всему, неважнецкий, потому что уговаривать меня он даже не пытается. Да и с животом у меня действительно бывает такое — хронический гастрит как никак.

— Ладно, приплывай, — бросает он и мчится к берегу. Короткий прыжок и его синюшное тело скрывается в воде.

Я обхватываю колени руками. Так немного легче, но мысль о воде всё равно вызывает оттопырь. В голове муть. Равнодушно наблюдаю за общим весельем. Чувствую себя больным и немощным. Вода снова начинает журчать в голове, но не настойчиво и пугающе, а точно поёт мне нежную колыбельную. Она ничего не пытается мне сказать. Просто журчит, просто льётся нескончаемым потоком мимо меня, а я неподвижно сижу на берегу невидимой реки и наблюдаю за бесконечной игрой водяного кружева.

Течение уносит прочь крики и смех детворы. Уносит страх. Уносит тревогу. Мои веки тяжелеют. Вода подбирается ближе. Она журчит у самых моих ног. Лижет мои пятки, холодит ступни, обвивает лодыжки, поднимается по мне, как плющ по дереву, медленно и неотвратимо, становясь моей второй кожей. Она гладит меня, пеленает, душит в своих объятьях. Моя правая рука холодеет, но боли нет. Вода что то тихо шепчет… Что то совсем простое… Всего одно слово… Воде трудно это сделать, но я не её не тороплю… Я готов слушать… Я готов ждать… Я…

Два слепня одновременно кусают меня в лицо, а следом, третий — в шею. Взвиваюсь от резкой боли и яростно их смахиваю. Шёпот обрывается. Шум пляжа бьёт по ушам. Солнце ослепляет. Вскакиваю на ноги и трясу головой. Что со мной?! Я схожу с ума?! Не знаю, но здесь мне оставаться нельзя. Надо идти домой. Но одному идти не хочется… Вода молчит, но она совсем близко… Чёрные озёра окружают меня со всех сторон… Я слышу дыхание болот за их спинами… Нет, одному мне идти не стоит…

Жду, пока какая то семья с двумя малышами не отправляется в обратный путь. Дети канючат и упираются, но взрослые ведут их на обед как на убой. В конце концов они подчиняются и понуро шагают рядом позади. Немного отстав иду я. Пару раз они оборачиваются и смотрят на меня, но потом прекращают. Кажется, моё лицо их пугает.

Шум воды то отстаёт, то настигает меня вновь. Я отмахиваюсь от него как от слепней и это помогает. Но сюда я больше не вернусь. Это точно.

Мы переходим мостик. Лес остаётся позади. Я немного успокаиваюсь. Подхожу к берегу ручья и опускаюсь на колени. Тут не страшно — глубина от силы по колено и вода абсолютно прозрачная. Видно, как по песчаному дну шныряет стайка крохотных окуней.

С облегчением умываюсь, потом тщательно мочу волосы и полотенце. Порядок. Смотрю на своё отражение. Вроде ничего. Поправляю волосы и в ужасе отшатываюсь. Моя рука черна до локтя. Осторожно подношу её к воде ещё раз — ничего. Встаю и спешу к дому. Узел в животе снова затянут до предела.

Переулок залит полуденным солнцем. Жара нарастает с каждой минутой, но меня знобит. Поминутно ощупываю правую руку, стараясь убедиться, что с ней всё в порядке. С виду всё нормально и сколько я не давлю на неё, нигде не больно. Только иногда, чувствую глубоко внутри странный холодок, пробегающий от кончиков пальцев к локтю и даже немного выше.

Воды больше не слышно, но на меня наваливается паника. Я не знаю, что делать. Сказать родителям — не вариант. Я так никогда не делаю. По крайней мере, пока не прижмут к стенке. Настюков говорит, что мужчины должны сами свои проблемы решать. Он всё сам делает. И отец тоже. И машину чинит, и дом строит и камин кладёт. В прошлом году я себе руку сильно порезал. Мама говорила, что нужно срочно в больницу ехать, а я очень не хотел. Отец осмотрел, сказал, что просто большой порез и можно не ехать, но тогда придётся потерпеть. Ну я и терпел. Он мне промыл всё, обработал и повязку сделал отличную, «по науке». Каждый день меняли её. Больно было, но зато без врачей. И ничего,