Затворники - Кэти Хэйс Страница 15

– Я не собираюсь придавить вас, Энн, – засмеялся он. – Я видел журнал регистрации. Решили поработать с утра пораньше?

– Не могла уснуть, – сказала я, взяла с полки нужный мне том и выскочила из тесного пространства между стеллажей обратно к тележке, которую я наполняла книгами.

Патрик провел пальцем по названиям.

– Очень хорошая подборка; вы славно потрудились, скомпоновав ее.

Я прижала книгу к груди, смущенная тем, как быстро волнение, испытанное мною между двух стеллажей, переросло в восторг. Мне отчаянно хотелось угодить Патрику, настолько, что я буквально замирала от его слов, от его похвалы за то, как я провожу исследования. Как будто все эти книги были для него и мой ранний приход на работу тоже; я чувствовала, как на моих щеках вспыхивает жаркий румянец.

– Скажите, Энн, – произнес Патрик, читая последнее название, – Ричард говорил с вами о гадательных практиках Италии эпохи Раннего Возрождения?

Я хорошо знала, какую важную роль как минимум один вид гадания – астрология – играл в эпоху Возрождения. Астрология определяла как мелкие решения – например, когда брить бороду или принимать ванну, так и крупные – например, когда идти на войну. Аристократы и римские папы верили, что их расписные потолки – известные сегодня как небесные своды, украшенные созвездиями и знаками зодиака, – могут оказывать на судьбу такое же влияние, как и настоящие звезды. В Венеции я даже некоторое время занималась геомантией – городским обычаем использовать брошенную горсть земли для предсказания будущего. При дворах эпохи Возрождения любили магию и оккультные практики и на удивление ловко умели вписывать их в христианское мировоззрение. Линграф, как я поняла, питал слабость к этой теме, романтический и причудливый интерес, который я всегда относила на счет личных пристрастий, а не академической взыскательности. И в какой-то степени он поощрял этот интерес во мне, а я пестовала и лелеяла это пристрастие.

– Говорил, – признала я. – Но Линграф никогда не стремился к тому, чтобы делиться своей работой даже со мной. Он был благосклонен ко мне. Подбадривал меня. Но никогда не открывался передо мной.

– Верно. Вы упоминали в офисе Мишель о некоторых своих исследованиях…

Я снова задумалась, насколько глубоко Патрик изучил мои документы. Обратился ли он к Линграфу, чтобы узнать больше?

– И что вы думаете обо всем этом? Об этой выставке, над которой мы работаем? – продолжил он. – В общих чертах.

– Я думаю, она отражает ту степень, в которой Возрождение – несмотря на то, что его часто считают эпохой логики и науки, – легко соблазнялось древними практиками, которые включали не геометрию и анатомию, а, скорее, веру в оракулов и мистические традиции. В некотором смысле это было очень… – я выдержала паузу, – антинаучно. В общих чертах, конечно.

– Конечно, – согласился Патрик, глядя на меня.

Я снова поразилась тому, насколько он красив. Даже в люминесцентном свете хранилища его подбородок и скулы, казалось, излучали здоровье. В течение первой недели я пыталась выяснить его возраст, проверив дату написания диссертации. Я убедилась, что ему за сорок, может быть, около пятидесяти. Слишком молод, чтобы быть полноправным куратором где бы то ни было, но особенно в Клойстерсе.

– Как вы полагаете, – сказал Патрик, беря в руки выбранный мной том о средневековых виде́ниях и листая его, – почему такие вещи настолько соблазняли их?

– Мы жаждем объяснить окружающий нас мир, – сказала я. – Чтобы понять смысл неизвестного.

Или, по крайней мере, я знала, что сама жажду именно этого. Это стремление, в некотором роде, универсально.

– Вы никогда не задумывались, – сказал Патрик, подняв взгляд и придерживая пальцем страницу, – что, возможно, в этих практиках есть нечто, во что нам сейчас трудно поверить, но что может быть отчасти… – он посмотрел мне в глаза, – истинным?

– Что вы имеете в виду? Что, изучая положение планет, мы можем предсказать лучший день для… – Я поискала в памяти самый нелепый пример из астрологических манускриптов. – Лечения подагры?

Патрик кивнул, уголки его губ дрогнули в намеке на улыбку.

– Вряд ли, – ответила я, обдумав вопрос. Идея о том, что люди могут предсказывать будущее, наблюдая за движением планет по ночному небу, на протяжении веков захватывала воображение ученых и мистиков. Но, на мой взгляд, верить в астрологию невозможно. Я на собственном опыте убедилась, насколько неумолимой, насколько произвольной может быть судьба. Я была уверена, что мы никогда не сможем познать ее до конца. Тем не менее мне не хотелось разочаровывать его, проявив слишком явный цинизм, поэтому я добавила: – Конечно, люди и сегодня верят в астрологию.

– У нас есть склонность сбрасывать со счетов вещи, которые мы не понимаем, – возразил Патрик. – Отбрасывать их как устаревшие или ненаучные. Но если вы вынесете что-то важное из вашего пребывания здесь, я надеюсь, что это будет способность воздать этим верованиям должное. Вам необязательно верить в гадания, чтобы они были правдой для аристократа в четырнадцатом веке. – Он отложил книгу. – Даже чтобы они снова стали правдой.

К тому времени, когда я вернулась в библиотеку, лист бумаги с кучкой восковых капель исчез. Я проверила мусорные корзины, но его нигде не было; а ведь мы с Патриком были единственными, кто к этому времени пришел на работу.

* * *

– Ищешь Лео? – спросила Рейчел, затягиваясь сигаретой. Утренняя жара сменилась пасмурным днем, на другом берегу реки собирался дождь, и мы, пользуясь прохладой, сидели на краю клуатра Боннефон, Рейчел держала руку так, чтобы никто не заметил, как она курит.

– Не совсем, – ответила я, хотя это было ложью. Я искала его весь день, даже заходила на кухню, в сад, в туалет для персонала, надеясь, что он пройдет мимо.

– Ты плохо умеешь врать, – хмыкнула Рейчел, туша сигарету и искоса посматривая на меня. – В понедельник он обычно работает в сарае, а не в клуатрах. Не то чтобы тебя это касалось…

Она смотрела на клуатр: посетители с благоговением бродили по кирпичным дорожкам сада, сцепив руки за спиной. Я представила, что так же это место могло выглядеть и пятьсот лет назад.

– Слава богу, жара спала, – заметила Рейчел. Однако не было похоже, чтобы она и до этого страдала от жары или влажности.

– Я сегодня приехала раньше, – сказала я. – Не могла вынести эту духоту. Но когда я пришла в библиотеку сегодня утром, на столе были капли воска. Или, по крайней мере,