Виктор Банев - Череп императора Страница 36

Стоит ли подробно рассказывать о том, как мы с рыжим Шуриком отправились в дэнс-зал снимать телок и он упорно пер через сцену к будке ди-джея, чтобы заказать для классного парня Илюхи любимую песню. Как примерно через полчаса он отправился блевать в женский туалет, а я, решив подождать его в баре, не сориентировался в пространстве и опрокинул столик у двери вместе со всеми бутылками и стаканами. И как вдвоем с выскочившим Шуриком мы пробили-таки себе дорогу к выходу, порвав пиджак одному охраннику и в кровь разбив лицо второму, а потом бежали проходными дворами и все время прислушивались — нет ли погони?

— Ну что, суббота началась довольно лихо, — сказал Шурик. Мы сидели в каком-то дворе, тяжело дышали и курили одну на двоих сигарету — свою пачку «Лаки Страйк» я оставил в клубе. — Пойдем продолжать или как?

Суббота? Сегодня уже суббота?

— Нет, Шурик, я пас, — сказал я.

— Что так?

— Знаешь, сегодня вечером мне предстоит важное дело. Очень важное. Может быть, самое важное за несколько последних лет.

17

— Слушай, Валера, а ты в боковых помещениях все запер?

— Да запер я, запер…

— Смотри — в прошлый раз тоже говорил «за-апер» А настоятель потом ругался. Говорит, пришел с утра в понедельник, а двери нараспашку, в кельях сквозняк.

— Ну честное слово запер, Михалыч! Все двери запер на ключ, а ключ повесил на щиток.

— А окна на той стороне проверил?

— Нет, не успел еще. Может, сегодня…

— Никаких «может». Иди, Валера, проверь. А то если окно случайно откроется, знаешь какая лужа натечет за выходные? Иди-иди, я тебя здесь подожду.

— Зануда ты, Михалыч, — пробубнил невидимый мне из моего укрытия Валера и, судя по звукам, пошлепал проверять окна.

Я попробовал разглядеть циферблат часов. Ч-черт, ни хрена не видно. Единственный на всей улице фонарь болтался по другую сторону от дацана, и здесь я не мог разглядеть не только часы, но даже руку, на которую они были надеты. Скорее всего дело где-то к полуночи.

Вечерняя служба в монастыре давно закончилась. Прихожане разошлись, монахи во главе с настоятелем уехали до самого понедельника. Только двое сторожей никак не могли окончательно убедиться, что окна задраены, двери в кельи закрыты на ключ и в целом вверенный объект пребывает в полнейшей безопасности.

Я стоял, вжавшись в стену монастырской пристройки, и слушал, как они переругивались, стоя на крыльце. Оба молодые, длинноволосые, скорее всего — из местных прихожан. Что ж вы, ребятки, домой-то не торопитесь? Неужели вас там совсем никто не ждет?

Из-за противоположного угла дацана послышались шаги исполнительного Валеры.

— Ну что там? Все заперто?

— Все.

— Хорошенько проверил?

— Хорошенько, Михалыч, хорошенько.

— А собаку спустил?

— Слу-ушай, — захныкал Валера, — ну какая собака? Ты на погоду-то посмотри. Да ее сейчас из будки и мясом не выманишь, льет-то как из ведра.

Секунду поколебавшись, собеседник все же согласился:

— Ладно, запирай двери, пошли.

Позвякав в темноте ключами, сторожа спустились с крыльца, вышли за калитку и, прощаясь, пожали друг другу руки.

— Пока, Валера.

— Давай. До понедельника.

Шаги стихли вдалеке. Теперь только дождь лупил по жестяной крыше пристройки да скрипел, покачиваясь на ветру, фонарь. Я остался один. Нащупав в кармане сигареты, вытащил одну, щелкнул зажигалкой, укрыв ее от сплошной стеной идущего дождя. Всего через пару затяжек сигарета промокла и сломалась у самого фильтра. Вот и покурил.

Ничто не мешало мне делать то, зачем я сюда пришел. Можно было приступать. Боже, неужели я действительно приперся сюда?! Сам не верю. Зачем мне все это нужно? Я поднял воротник плаща и вышел из-под навеса.

Что мы имеем? Имеем мы перед собою монастырь — каменную коробку, в которой, если я все правильно рассчитал, меня ждет сюрприз. А еще мы имеем затруднения с попаданием внутрь этой коробки. Какой идиот-архитектор проектировал это здание? Он что — всерьез рассчитывал, что его детищу предстоит подвергнуться многомесячной осаде целой армии заморских ворогов? Окна-бойницы, гранитные стены, кованые железные ворота… Не монастырь, блин, а рыцарский замок.

О том, чтобы попасть вовнутрь через массивные центральные двери, запертые на громадный амбарный замок, можно даже и не мечтать. Остается окно. Окна в дацане были прорезаны не менее чем на трехметровой высоте. Побродив вокруг здания, я отыскал окошко, под которым росло подходящее по размеру деревце, и швырнул в стекло заранее припасенный булыжник. Надо же. Лет пятнадцать уже не бил окон, а попал с первого раза. Талант, наверное.

В ночной тишине стекло звякнуло жалобно и оглушительно громко. Ч-черт. Заберут в милицию — никакие отговорки насчет редакционного задания не помогут.

Я прислушался. Все вроде бы тихо. Разве что где-то — то ли вдалеке, то ли внутри здания — потявкивала собака. Что там насчет собаки говорили сторожа? Спустили они ее или нет? Вот чего мне сейчас действительно не хватает для полного счастья, так это хорошей сторожевой собаки. Скажем, голодной, спущенной с цепи кавказской овчарки.

Я вскарабкался по дереву и, повиснув на одной руке, принялся вынимать из оконной рамы осколки. Крупные кидал вниз на траву, а мелкие проталкивал внутрь. Когда рука совсем онемела от напряжения, я плюнул на оставшиеся мелкие осколки и полез внутрь. Перекинул ноги, стараясь не пораниться, прополз животом и — спрыгнул.

Лететь было довольно высоко, и приземлился я отнюдь не гладко. Полой плаща умудрился зацепиться за торчащий из рамы осколок стекла, а ладонью угодил прямо в кучу стекол под окном. Кровь тут же закапала на пол. В темноте она казалась совсем черной.

Попадись я сейчас на глаза стража порядка — пальнули бы промеж глаз без предупреждения. Весь мокрый, брюки до колен перемазаны, плащ разодран, плюс залитые кровью, как у Джека Потрошителя, ладони. Доказывай потом, что кровь была моей собственной. Перевязать бы, а то весь перемажусь.

Я приложил к порезу носовой платок и огляделся по сторонам. Где это я? Ба-а! Да это же у нас молитвенный зал. Очень хорошо. Если не ошибаюсь, нужная мне дверь находится прямо здесь, слева за статуей Будды. Ну-ка, ну-ка — точно, есть такая дверь. Очень удачное начало. По такому поводу неплохо бы наконец перекурить. Я уселся на постамент статуи и полез за сигаретами.

Ковер на полу был на редкость ворсистый, гасящий все звуки. Свет сквозь окна почти не проникал. Тишина и темнота. Сидел бы тут и сидел. Рука вот только саднит. «Святотатец, — усмехнулся я, — в буквальном значении слова: „тать святынь“, тот, кто ворует из храмов».

По аналогии вспомнился мне один мужичок, о котором я писал еще по весне. Мужичок этот, как сам клятвенно уверял, решил как-то в три часа ночи помолиться о душе безвременно погибшей своей приятельницы. Для чего на Волковском кладбище влез в церквушку, ту, что прямо напротив могил семейства Ульянова-Ленина. То ли оттого, что церквушка эта носит имя Иова Многострадального, то ли просто оттого, что подготовился к своей вылазке мужик крайне недобросовестно, но при попытке спуститься по веревке с разобранной крыши вниз он гробанулся с шестнадцатиметровой высоты. Да не просто так, а на старинное кованое паникадило, цены немалой. Так что когда через пару месяцев он наконец пришел в сознание, то первое, что увидел, — счет. За разобранную крышу — ее, как оказалось, всего за неделю до этого закончили реставрировать. За две иконы, забрызганные воском, разлившимся из попорченного паникадила. И за само паникадило, ремонтировать которое можно исключительно в Италии — у нас подобных технологий нет. В обшей сложности — тридцать тысяч долларов. Так что мужик предпочел опять и надолго потерять сознание.

Когда-то я читал Данте, и у него, помнится, для святотатцев и осквернителей святынь даже имелся особый круг ада. Надеюсь, ко мне это не относится. Это же не храм. Как там было в той брошюрке? «Никакой религии — полная свобода…»

Я покосился на матово отсвечивающего в темноте золоченого Будду. Что ж ты, парень, за учение-то такое выдумал, следуя которому монахи твои то живых людей в жертву приносят, то за относительно скромные средства, выделяемые на ремонт, готовы всяким мерзавцам чуть ли не руки целовать? Одни неприятности, блин, от твоего изобретения. Хотя нет, баранину твои последователи готовят все же неплохо. Этого у них не отнимешь. Я затушил сигарету, кряхтя поднялся и вышел на лестницу, ведущую на крышу дацана.

На лестнице пришлось подсвечивать себе зажигалкой, но на четвертом, последнем этаже оказалось довольно светло. Сквозь дыры в застекленной крыше падал дождь и был виден одинокий уличный фонарь, стоящий перед монастырем. Я задрал голову. Мерзкая парочка была на месте. Жирный бог-мститель Махакала и похотливая богиня-шлюха Шакти. Фонарь на улице слегка покачивался на ветру, тени скользили из стороны в сторону, и оттого казалось, будто божественные супруги скалятся и строят мне рожи.