Лекарство против шока - Владимир Григорьевич Колычев Страница 2

— Я не Федор Ильич!

— Нет, конечно! — капитан вернул пистолет в кобуру, но продолжал держать папку на вытянутой руке. Потом отфутболил ногой лежащий на земле нож и сказал: — Отойди-ка!

Заглянул за порог и снова схватился за пистолет, сняв с предохранителя и передернув затвор. Другой рукой сдернул с пояса наручники и бросил их Ролану.

— Надевай!

— Я не убивал!

Наручники Ролан все-таки надел, он знал, как это делается, но раньше сам защелкивал браслеты на других.

Капитан убрал пистолет и позвонил оперативному дежурному.

— Участковый Валежников, труп у меня, улица Рябиновая, дом сто двенадцатый. Клевцова Арина Павловна. Подозреваемый задержан… Муж потерпевшей. Напился до чертиков…

— Я не муж. И не напивался. Моя жена — Журавлева Мария Сергеевна, а я — Журавлев Ролан Антонович. Подполковник юстиции, следователь по особо важным делам.

— Капитан полиции Валежников Юрий Константинович, участковый уполномоченный, по совместительству профессор психиатрии… Я тебя, Клевцов, насквозь вижу! Под психа закосить хочешь? Не выйдет!

— Я ничего не помню… Ехал в Волжский, шел через вагоны, удар по голове, очнулся здесь. Оказывается, я уже не Журавлев, а Клевцов.

— Белкин ты. Белочкин. Белочка к тебе приходила, она твою Арину убила, да?

— Не было никакой белочки, и я не Клевцов, а Журавлев. Позвони в Москву, капитан, Главное следственное управление следственного комитета, подполковник Журавлев.

— А почему не полковник? — усмехнулся участковый.

— Молодой я для полковника.

— И сколько ж тебе лет?

— Тридцать два.

— А выглядишь на пятьдесят.

— Выгляжу неважно, — согласился Ролан.

— А освободишься, на семьдесят будешь выглядеть. Если доживешь… С кем вчера гуляли, Митрофанов был?

— Не знаю никакого Митрофанова.

— Если был, мой тебе совет, вали все на него. Застукал, мол, их с Ариной, взбесился, схватился за нож в состоянии сильного душевного волнения, глядишь, срок скостят… А свою Арину с Митькой ты застукать мог, — пакостно усмехнулся Валежников.

Но Ролана за живое не зацепил, не попал. Какая-то Арина ему никто, все равно, как она вела себя в жизни. В какой-то потусторонней жизни… Что, если Ролан попал на тот свет и для него начинается ад? Вдруг тюремное заточение здесь длится вечность и в невыносимых условиях. Если так, то спорить бесполезно, приговор уже приведен в исполнение, следствие и суд всего лишь формальность.

Тут подъехала патрульно-постовая служба, Ролана заперли в зарешеченном отсеке, отвезли в отдел полиции и закрыли в камере для временно задержанных.

Через какое-то время им занялся эксперт-криминалист, сфотографировал, сделал смывы с рук, срезы с ногтей и волос, снял отпечатки пальцев, наконец взял на экспертизу одежду — клетчатую рубашку и джинсы, которыми побрезговал бы даже бомж. Обувь тоже забрали, взамен дали сланцы с надорванным креплением для ноги — как хочешь, так и носи.

Следователь принял его с наигранно усталым видом, взглядом показывая, что ему до чертиков надоели пьяницы и убийцы, к стенке их сразу ставить нужно, а приходится возиться…

Капитан юстиции Фрачников представлял следственное отделение полиции, видимо, следственный комитет еще не откликнулся на убийство. Он не спеша заполнял шапку протокола. Данные выписывал из паспорта, одной рукой стучал по клавишам, другой придерживал страницы. Его ничуть не смущало, что убийством должен заниматься следственный комитет, а не полиция. Возможно, в том мире, где оказался Ролан, все по-другому.

— Ну что, Клевцов, я тебя внимательно слушаю, — демонстративно зевнул капитан.

— Я не Клевцов, моя фамилия Журавлев.

— А это что?

Фрачников развернул паспорт, чтобы он смог видеть свою фамилию и фотографию. Действительно, Клевцов Федор Ильич. И себя на фотографии Ролан узнал, хотя и с трудом: осунувшийся, постаревший, болезненного вида. И дата выдачи его удивила: две тысячи шестнадцатый год. А в командировку он отправлялся в две тысячи одиннадцатом году, паспорт получил в шестнадцатом, значит, Клевцовым стал не вчера.

— А сейчас какой год?

— Две тысячи двадцать третий от Рождества Христова, — ответил Фрачников, глядя на Ролана как на юродивого, и едко улыбнулся, предупреждая, что бесполезно прикидываться душевнобольным, с капитаном Фрачниковым такой номер не пройдет.

— Ничего не понимаю!

— Если не понимаешь, тебе все объяснят. На суде. На ноже твои «пальчики», на руках кровь потерпевшей… Да, пожалуй, больше ничего и не надо. Любой суд признает тебя виновным, и уедешь ты от нас лет на пятнадцать.

— «Пальчики» с ножа сняли, — кивнул Ролан, — а идентификацию как проводили, по свежей карте или по общей картотеке пробивали?.. Может, я вовсе не Клевцов, может, я опасный преступник, шел на этап, спрыгнул с поезда, Арина Клевцова меня подобрала…

— С поезда спрыгнул? — задумался Фрачников.

— На самом деле с поезда меня сбросили. Чудом выжил.

— Так, сейчас!

Следователь смахнул со стола открытую пачку сигарет и ушел, его место занял дежурный сержант, встал у Ролана за спиной, не разрешая поворачиваться, даже дубинку приготовил, чтобы, если что, бить. И никому нет дела до шишки на голове подозреваемого, может, там не только внешняя, но и внутренняя гематома.

Фрачников вернулся через полчаса, сел, бросил сигареты на стол, положил перед собой лист бумаги и долго смотрел на арестованного, будто собираясь с мыслями.

— Вы всегда так много курите, товарищ капитан? — усмехнулся Ролан.

— Гражданин Клевцов, какое отношение вы имеете к подполковнику юстиции Журавлеву?

Разволновался и Ролан, даже горло пережало. Как минимум он находился в реальном, а не загробном измерении. И личность его, считай, установлена. Видимо, после удара по голове он потерял память, его выбросили из поезда, а Клевцова подобрала, приютила, обогрела и даже женила на себе, выправив новый паспорт. А вчера ночью его снова ударили по голове и снова память отбили… Память длиной в двенадцать лет… Маше уже тридцать шесть. И дочка, если она родилась, уже немаленькая. Маша находилась на седьмом месяце, когда он уезжал в командировку… Домой Ролану нужно! Домой, в Москву! Но сначала надо разобраться с убийством, в котором он обвинялся. Все улики против него, а факты — вещь упрямая.

— У меня вопрос наоборот: какое отношение подполковник Журавлев имеет к гражданину Клевцову?

Ролан рассказал, как ехал в поезде, как получил удар по голове, как очнулся спустя двенадцать лет во дворе незнакомого дома.

— А ударили меня сегодня сильно. Я провалялся в отключке всю ночь.

— Ударили по голове… — поднимаясь из-за стола, повторил Фрачников, подошел к нему, с брезгливостью осмотрел рану и вернулся на свое место.

— Я могу глянуть на себя в зеркало? — спросил Ролан.

Зеркало висело в углу между шкафом и дверным косяком. Боковым зрением он его заметил, когда