Бельфонтен и тайна Нила - Гастон Д'Эрелль Страница 9

Он достал блокнот. Написал:

Итог: – Все – лгут.– Все – скрывают.– Все – боятся.– Все – могли убить.– Но только один – сделал это.– И он… оставил след.– Амулет.– Сломанная ручка.– Алая помада.– Шприц.– Квитанция.– Дневник.– Письмо.– Всё – детали.– А когда все лгут – правда прячется в деталях.

Он закрыл блокнот. Посмотрел на пальмы.

– Ты где-то здесь, убийца, – прошептал он. – И я… тебя найду.

Глава 5. Язык иероглифов

Утро в Каире наступило с запахом ладана, пыли и… тишины. Той самой тишины, которая давит на виски, как слишком тугой воротник. Той самой тишины, которая шепчет: «Здесь кто-то врёт. Здесь кто-то убивал. Здесь кто-то ждёт, когда его поймают». Жюльен Бельфонтен не спал. Он сидел у окна своего номера, с бокалом абсента и блокнотом, на котором аккуратно, как в первый день, вывел:

Когда все лгут – правда прячется в деталях.

Под ним – список:

– Амулет с иероглифами: «Месть фараона».– Надпись на зеркале – алого цвета, не графинина.– Платок под кроватью – с инициалами мужа.– Бокал с опиумом – не её.– Кто знает древний египетский? Только археолог и танцовщица.– Кто хотел её смерти? Все.– Кто мог? Все.– Кто сделал? Один.

Он закрыл блокнот. Посмотрел на Нил. На пальмы. На небо, окрашенное в цвет старого золота. Он знал: убийца – где-то здесь. Один из пятерых. Или… шестой. Кто-то, кого он ещё не видел. Но он… найдёт. Потому что не ищет убийцу. Он ищет… того, кто знал, что графиня знает. И кто не мог позволить ей жить.

В 8:00 он постучал в номер доктора Харгривза.

Дверь открыл сам доктор – в халате, с книгой в руках и улыбкой, которая не доходила до глаз.

– А, месье Бельфонтен! Опять за монетами? Или… за артефактами?

– За иероглифами, – спокойно ответил Жюльен, входя.

Номер – как всегда, музей. Статуэтки. Картины. Монеты. На столе – кофе. На полке – учебник древнеегипетского языка. С закладкой.

– Вы учитесь? – спросил Жюльен, указывая на книгу.

– Нет! – засмеялся доктор. – Это… для студентов! Я преподаю!

– А сами – знаете язык?

– Конечно! Я англичанин! Но я знаю иероглифы лучше, чем французский!

– Тогда объясните мне: что значит «Месть фараона»?

Доктор взял амулет. Внимательно посмотрел. Нахмурился.

– Я уже говорил. Это… не просто фраза. Это – проклятие. Очень древнее. Говорят, оно настигает того, кто крадёт из гробницы. Особенно – если это… статуя.

– А если это – шифр?

Доктор замер.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что убийца – умный. Он знает: если оставить амулет с проклятием – подозрение ляжет на того, кто должен был бы его оставить. То есть – на вас.

Доктор побледнел.

– Вы… думаете, это я?

– Я думаю, что вы – единственный, кто мог написать это. И единственный, кто захотел бы сбить следствие. Потому что у вас есть мотив. И возможность. И… опиум.

– Я не убивал её! – крикнул доктор. – Да, я ненавидел её! Да, я боялся! Но я не убийца!

– Тогда почему вы соврали про опиум? Про алиби? Про артефакты?

– Потому что… я не хотел скандала! Я не хотел тюрьмы! Я… хотел сохранить репутацию!

– А убийство – не портит репутацию?

Доктор не ответил. Просто сел. Смотрел в пол.

Жюльен подошёл к столу. Открыл ящик. Там – бумаги. Квитанции. Одна – на опиум. Дата – 21 июня. Подпись – его.

– Вы купили опиум за два дня до приезда. Зачем?

– Для экспериментов!

– Каких?

– Я… изучаю древние яды! Я пишу книгу!

– Покажите рукопись.

– Она… в Лондоне.

– Тогда покажите записи.

– Я… потерял.

Жюльен кивнул. Подошёл к чемодану. Достал статуэтку. Перевернул. На дне – музейный номер.

– Это – кража.

– Нет! Это… копия!

– Тогда почему на ней – номер музея?

Доктор не ответил.

Жюльен закрыл чемодан. Написал в блокноте:

Доктор Харгривз – знает древний египетский. Соврал про опиум, алиби, артефакты. Подозрение – максимальное.

– Не покидайте отель, доктор. И… не трогайте вещи.

Он вышел. Оставив доктора одного. С кофе. С монетами. С… совестью.

В 10:00 он постучал в номер Лейлы.

Она открыла дверь в платье цвета заката, с глазами, как у кошки, и губами, как у опасной женщины. В руках – бокал вина. Взгляд – как у танцовщицы, которая знает: её тело – оружие, а взгляд – приговор.

– Месье Бельфонтен, – сказала она. – Вы решили проверить, не прячу ли я труп в шкафу?

– Я решил проверить, не прячете ли вы… правду, – ответил он, входя.

Номер – роскошный. С зеркалами, с коврами, с духами, которые пахли как дорогой грех. На столе – пластинки. На кровати – шёлковая накидка. На туалетном столике – помада. Алого цвета. Та самая.

– Можно? – спросил Жюльен, подходя к столику.

– Конечно. Только не ломайте. Она дорогая.

Он взял помаду. Осмотрел. Капсула – целая. Никаких царапин. Никаких следов иглы. Только… оттенок. Тот самый алый. Как на зеркале в номере графини.

– Вы писали это? – спросил он, показывая фото зеркала.

– Нет. Я уже говорила. Это… не мой оттенок. Моя – темнее. Эта – слишком яркая. Как будто… подделка.

– А если это – намеренно?

Она замерла.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что убийца – умный. Он знает: если оставить надпись с ошибкой – подозрение ляжет на того, кто должен был бы написать правильно. То есть – на вас. Или… на доктора.

– Вы думаете, это я?

– Я думаю, что вы – одна из двух, кто мог написать это. И у вас есть мотив. Очень сильный.

– Я не убивала её, – тихо сказала Лейла. – Да, я хотела. Каждый день. Но… я не сделала этого. Потому что знала: если она умрёт – все подумают, что это я. А я… не хочу в тюрьму. Я хочу… танцевать.

– Тогда почему вы написали в книге: «Пусть умрёт та, кто разрушила мою жизнь»?

Она замолчала. Потом – посмотрела на него.

– Потому что… я надеялась, что она сама умрёт. От болезни. От старости. От… совести. Я не хотела… убивать.

– А вчера? Вы были у неё?

– Да. Я убирала номер. Потом – ушла. Потом… вернулась. Забыла перчатки. Увидела… её. И его. Месье Дюбуа. Он стоял над ней. Плакал.

– Вы видели, как он её убил?

– Нет. Я ушла. Я испугалась.

– Почему не сказали сразу?

– Потому что… хотела, чтобы его повесили. За неё. За меня. За всё.

– А теперь?

– Теперь…