Дом на Баумановской - Юлия Викторовна Лист Страница 40

– Кто? Кто?! Давай говори же, трус!

– Я сам! – выкрикнул он в отчаянии. – Я сам… хотел себя проверить.

– Ты убил?

– Я! – с рыданиями выкрикнул он. Дядя с силой оттолкнул племянника от себя.

Мальчишка прижался к столу и почти не дышал, когда тот, нависнув над ним коршуном, отчитывал, пугая, что в декабре ему исполняется шестнадцать, а значит, никакой комиссии по делам несовершеннолетних ему не светит, и что пальцем о палец он не ударит, чтобы вытащить племянника из сложившихся обстоятельств, что будет рад, если его осудят по всей строгости закона, что его ждет десять лет тюремного заключения со строгой изоляцией. Несовершеннолетних по истечении шестнадцатилетнего возраста судили по тем же статьям, что и взрослых, лишь иногда смягчая приговор. И напоследок заявил, что сделает все, чтобы именно Коле срок заключения не сокращали.

Прокурор был страшно расстроен и говорил неправду, чтобы напугать племянника. Выгадав паузу, пока тот отдыхивался и глотал слюну, Константин Федорович отметил, что, как судебный психиатр, считает юношу неспособным стрелять в человека, но Швецов отмахнулся, напомнив про Михэли с размозженной головой.

– Он только что признался! – раздраженно вскричал прокурор. – Или у вас со слухом трудности?

Вышедший из себя Грених протянул руку к Фролову и попросил его табельное оружие – тоже «наган». Тот сначала недоуменно глянул на Константина Федоровича, потом понял его затею. Грених отвернулся, вынул все патроны, высыпав их на ладонь, вернул барабан на место и положил все это перед Колей.

– Собери. Можешь пальнуть в угол.

– Вы что себе позволяете? – взвинтился Швецов, округлив глаза. – Стрельба в здании прокуратуры?!

– Баллистическая экспертиза на месте, – пояснил Грених. – Берем вас, Савелий Илиодорович, губернского прокурора, в свидетели. Если парень утверждает, что застрелил отца из револьвера, пусть хотя бы докажет, что умеет им пользоваться.

– Вы, кажется, слишком изобличаете личный интерес. Не по вкусу, как погляжу, что дочь зналась с убийцей. Боитесь, что дружба с ним бросит тень и на нее? Побудьте в моей шкуре! За день до заседания суда я узнаю, что придется держать слово за преступника. Каково! Хороша ваша работа, Фролов, – он опять вытянул палец в сторону старшего следователя. Одернул полы пиджака и заговорил спокойней: – Я лично буду ходатайствовать об отстранении вас, товарищ Грених, от этого следствия. Судебную экспертизу по делу моего племянника проведут на Мясницкой. А микроскопическое и бактериологическое исследование – там же или в Центральной судебно-медицинской лаборатории Наркомздрава. ИСПЭ – это научный центр, а не… а не…

Он запнулся, сделал презрительную мину, не зная, какое подобрать слово, чтобы исключить ненавистный ему Институт Сербского из списка благонадежных учреждений судебно-медицинской экспертизы.

– Мой интерес всегда только на стороне справедливости, – смягчился Грених, чтобы назревающей ссорой не навредить Коле еще больше. – А Институт Сербского так и зовется – Институтом судебно-психиатрической экспертизы. У нас не только проводят испытания душевного состояния заключенных, но есть и хорошо оснащенная патологоанатомическая лаборатория, ничем не уступающая Наркомздравовской. Судебные учреждения в полной мере могут располагать услугами института, об этом неустанно говорится на всех краевых и областных съездах и совещаниях, ввиду постоянного недостатка в экспертах и судебных химиках в здравотделах.

Швецов, чуть оглушенный отповедью Грениха, промолчал, – тот говорил правду, прокурору нечем было крыть, он развернулся к мальчику и вновь вытянул на него палец, тряся им в воздухе так, словно его било током. Запонка бросала на стену россыпь бликов.

– Ты ставишь меня в ложное положение. Мало того что обрек позором семью… обрек на позор… – он запнулся, будто внезапно сбитый с толку, повернулся к Фролову: – Экспертизу я запрошу на Мясницкой.

И вышел, хлопнув дверью. Некоторое время все молчали.

– Не прогибайся под него, Фролов, – молвил Константин Федорович. – Ты не раб или крепостной. Сейчас его беспокоит только собственная репутация, оказавшаяся под ударом. Но ты, как старший следователь, имеешь полное право запрашивать любые экспертизы, опровергать какие угодно, кажущиеся тебе сомнительными, доводы. И вообще – вести дознание, как считаешь нужным. Швецов здесь участия принять не сможет, потому что дело касается его племянника. Так что руки твои ничем не будут связаны.

– Но что мне делать, если подозреваемый сам сознается в содеянном? – развел руками Фролов.

– Ничего это не значит. Ты же видишь, парень боится, на сестру начнут думать, на ее жениха, которые приходили буквально за четверть часа до убийства, на мать тоже покажут. Ты же за это беспокоишься? – Грених нагнулся к мальчишке, чтобы разглядеть его лицо. Тот так низко опускал подбородок, что, казалось, его шея не выдержит и скоро начнет трещать по всем позвонкам.

– А как быть с его руками? Все пальцы и обе ладони в порохе.

– Коля стрелял, видимо, под чьим-то давлением, но нарочно мимо, чтобы истратить патроны. Так? Я прав? – Грених опять предпринял попытку заглянуть Коле в лицо. Тот едва заметно дернулся при этих словах, и Константин Федорович расценил их как согласие и выпрямился. – Настоящий убийца вырвал оружие из его руки, об этом говорит синяк на указательном пальце – палец был под спусковой скобой, когда некто резко дернул. Вырвал из руки и застрелил доктора, сидящего за столом. Доктор был неповоротлив, а между столом и стеной пространство невелико, не успел подняться… Ладно, чего гадать. Завтра будет готова дактилоскопическая экспертиза, и мы узнаем, кто этот третий. Сняли со всех, кто живет в этой квартире, отпечатки?

– Да, – Фролов опустил глаза.

– С жениха тоже?

– И с него сняли.

Колю отвели в камеру, в которой покончил с собой Кисель.

– На всякий случай, – тихо попросил Грених уже в коридоре. – Снимите с него ремень, обыщите хорошенько, режущие и колющие предметы все изъять. И двойную охрану.

Фролов кивал, давя зевки. Шел второй час ночи.

На следующий день Грених вырвался из института лишь к полудню, надеясь, что уже готова дактилоскопическая экспертиза и объявлена сумма залога. И каково же было его удивление, когда он узнал, что залог за мальчишку никто вносить не собирается.

– Это как же так? – недоумевал Грених, глядя на потупившегося Фролова.

– Так. Готовим в ардом. Мать съехала из квартиры к родственнице или подруге, куда-то на Тверскую. Сестра тоже отказалась его навестить.

– А Швецов? – с надеждой спросил Константин Федорович.

– Отказался, категорически. Все еще считает его виновным, – покачал головой Фролов. – И отпечаток… не совпал ни с одним из оттисков пальцев тех, кто жил в квартире.

Не спросив разрешения, Грених взял папку с делом Коли со стола и стал ее листать, желая самолично