Врата тайны - Ахмет Умит Страница 4

Моя мама хотя и очень любила турок, но была против моей поездки в Конью… До чего же она сейчас беспокоится, наверное! Сколько раз за время полета она успела мне позвонить? Я включила мобильный телефон, чтобы не заставлять маму волноваться дальше. Пока я ждала, когда на телефон загрузятся все пропущенные сообщения, Меннан положил мой чемодан в багажник и с шумом закрыл его. Он не сел сразу за руль, а остался снаружи – говорил с кем-то по мобильному. Разговаривая, он смотрел на меня полными сомнения глазами. Рассказывал кому-то, что я прилетела?.. Нет, дорогая, не стоит ни с того ни с сего разводить здесь паранойю. Он, скорее всего, просто разговаривает с женой. Да и мне стоит заняться своими делами. Я вернулась к телефону. Нет, никаких сообщений не пришло. За всю дорогу никто мне не позвонил. Ни матушка, ни мой любимый Найджел. Я ошибалась, мама совсем обо мне не волновалась. Значит, подумала, что я сама в силах справиться… А что Найджел? Три года мы встречаемся, он мой единственный мужчина, отец ребенка у меня в утробе. Я все еще влюблена в Найджела, а он любит меня. Но он самый спокойный человек на планете. И его спокойствие меня вымораживает. Ну вот не будь этой миловидности, этих сияющих черных глаз, этих белых, при улыбке сверкающих, как две нитки жемчуга, зубов, этого жаркого тела, что бы тогда было? Когда я просто думаю о Найджеле, мне уже тепло… Но он совсем обо мне не думает, это очевидно! Как вообще можно не волноваться за любимого человека, когда он летит в чужую страну?! Он же знает, как я нервничаю!

Я ему говорила о том, что не хочу ехать в Конью, да тут еще эта незапланированная беременность… Я взглянула на часы. Было около шести, значит, в Лондоне сейчас четыре. И тут я вспомнила: точно, он же говорил мне вчера, что как раз в это время будет проводить важную операцию на сердце! Поэтому он мне не позвонил! А мама? А-а, у нее же тоже есть причина: собрание общества поддержки больных СПИДом. Собрания проходят каждый понедельник как раз в эти часы.

Звук открывающейся двери «мерседеса» нарушил ход моих мыслей.

– Прошу прощения, что заставил вас ждать, – снова очень смущенно сказал Меннан, садясь в машину. – Звонили из офиса по срочному вопросу.

– Ничего страшного, – довольно безучастно отозвалась я.

Меннан закрыл дверь, с охами и ахами втиснул свое пухлое тело между сиденьем и рулем, принялся вытирать пот со лба бумажной салфеткой, которую вытянул из пачки, лежавшей рядом с ручкой коробки передач. Проговорил:

– Ну вот, теперь можем ехать… – Он уже собирался заводить машину, но вдруг замер, словно забыл что-то важное, бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида: – Вы в порядке? Вам удобно?

Тут я впервые заметила, что у него зеленые глаза. На его пухлом лице они выглядели как-то очень искренне.

– Да, все хорошо, мы можем ехать.

Меннан глубоко вздохнул, произнес «Бисмилляхи рахмани рахим» [1] и повернул ключ зажигания.

4

Я принес то, что принадлежит тебе

Мы ехали по абсолютно ровным улицам города. Широкие проспекты с обеих сторон были обсажены деревьями, пустые пространства рождали ощущение простора, здания, окруженные зелеными дворами, были не очень высокими. Я не помнила Конью такой. В памяти моей остались только старые таинственные дома под бескрайним небом, узкие улочки, уходящие в неизвестность, старые мечети и встречающиеся на каждом шагу внушающие страх надгробные камни с навершиями в виде чалмы… Интересно, а где находился тот старый дом из саманного кирпича, в котором мы были с отцом? Я стала внимательно смотреть сквозь окна машины, словно действительно могла увидеть этот дом. На одном из перекрестков трамвай с разноцветными вагонами закрыл мне обзор, проехав так близко, что я разглядела внутри него младшеклассников в синих костюмчиках, подшучивавших друг над другом. Когда трамвай миновал, я заметила на скамейке на тротуаре очень бедно одетую девушку. В руках у нее было одеяло, в котором она что-то держала.

Приглядевшись, я поняла, что в одеяло завернут ребенок. Молодая женщина кормила младенца. Чтобы никто не увидел ее грудь, она закрыла лицо малыша краем одеяла… Вдруг я почувствовала, как слезы подкатили к моим глазам, а в горле образовался комок.

Мои руки скользнули вниз, на живот, а глаза не отрывались от кормящей матери. Она подняла голову, наши взгляды пересеклись.

Она улыбнулась мне, но я не улыбнулась в ответ: не потому, что не хотела, нет, а потому, что не смогла. Занервничала, очень невежливо отвернулась. Сама не понимаю, почему я так сделала. Нет, я не хотела ее унизить, скорее, испугалась, но не из-за этой женщины, а из-за ребенка, что рос у меня в животе. Из-за того, что я до сих пор не решила, что с ним делать. Я не выдержала, снова обернулась, хотела улыбнуться молодой матери, может быть, поздороваться с ней кивком головы, но она уже забыла обо мне и занималась только своим ребенком.

Тут зазвонил телефон. Найджел? Все еще взбудораженная, я достала трубку из сумки. Нет, звонил Саймон, мой начальник. Я ответила, постаравшись скрыть разочарование.

– Алло…

– Алло, Карен… Как поездка? – спросил Саймон высоким, как у женщины, голосом.

– Все хорошо. Недавно приземлилась. Меня встретил Меннан-бей, сейчас едем в отель.

– Значит, Меннан встретил, это хорошо. Но вот что я тебе скажу: не доверяй этому человеку, – он перешел на шепот, словно его могли услышать. – Мы с ним работаем уже два года, но до сих пор не знаем, что он за человек. Тебе стоит быть с ним настороже… Я тебе вот еще зачем звоню. Мы обнаружили дополнительное соглашение. Очень выгодное для нашего клиента соглашение. Из семи его статей пять связаны с пожаром. Мне все это чрезвычайно не нравится. Я хочу, чтобы ты была предельно внимательна. Не упускай никаких деталей, помни: владелец «Икониума» – очень хитрый человек. У него хорошее образование. В таких вещах он разбирается не хуже нас. Способен на любую хитрость, лишь бы запудрить тебе мозги. Он и Меннана мог перекупить…

Через зеркало заднего вида я видела лицо человека за рулем. Он не выглядел в чем-то замешанным. Но, возможно, только не