Ловушка для стервятника - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 19

период травмы стало развиваться паралитическое косоглазие…» После некоторых дополнительных обследований Василию удалось убедить врачей, что он перенес не тяжелую контузию, как написано в книжке (обычно сопровождающуюся длительной потерей сознания, часто с нарушением дыхания и кровообращения), а легкую, проявляющуюся в виде шума в ушах.

Работа начальника охраны пришлась ему по душе: сутки работаешь, двое отдыхаешь. Оставалось немало свободного времени, чтобы отдохнуть и подправить материальное благосостояние.

Вскоре Василий сошелся с симпатичной девушкой, проживавшей также на Суконке и которую помнил еще совсем девчонкой. Поначалу жили во грехе, не думая о чем-либо серьезном, а потом решили официально оформить отношения. Еще через год родилась дочь. Хрипунов стремился наряжать жену во все лучшее, исполнял ее малейшие капризы. «Надька – девка видная! – размышлял Василий. – Чтобы удержать такую яркую кралю, нужно большие хрусты иметь! Красивым барахлом ее заинтересовать. С шантрапой, с которой сейчас квартиры обносим, много не принесешь… Пойти на крупное дело у них духу не хватит, был бы Петро, обязательно что-нибудь придумали бы. Только где он сейчас? Говорят, что чалится где-то».

* * *

Вскоре невеселые думы об убитых стариках отодвинулись куда-то на задворки сознания. Хрипунов заставил себя поверить в то, что их просто не существовало, и почти сразу же закончились бессонные ночи, без следа улетучился липкий противный страх.

Неделей позже Хрипунова потревожил стук в дверь.

– Иди открой! – сказал Василий, посмотрев на жену.

Надежда подошла к порогу, скинула металлический крючок с дверного косяка и, увидев перед собой рослого ссутулившегося мужчину, удивленно спросила:

– Вам кого?

Гость, в свою очередь, тоже выглядел обескураженным:

– В этой квартире Хрипуновы проживали. Они переехали?

Молодая женщина отступила на шаг в полутемный коридор и громко произнесла:

– Вася, это, кажется, к тебе пришли!

В проеме длинного и узкого коридора показался и сам хозяин. Василий Хрипунов совершенно не изменился – все такой же сухопарый, черноволосый, словно время прошло мимо него. Правда, кожа на скулах будто бы немного пообтерлась и приобрела грязновато-пепельный цвет, да вот еще косоглазие появилось. А так все тот же!

– Петро! – заулыбался Хрипунов, широко раскинув руки. – Неужели ты? Давненько не виделись. – Обнялись, слегка постукивая друг друга по плечам. – А я как раз о тебе недавно думал. Проходи, чего же ты как неродной!

Петр Петешев прошел в знакомый коридор, стены которого еще до войны были оклеены обоями. В комнате лишь малоприметные изменения – все те же зашарканные полы, прежняя старинная массивная мебель с резными дверцами и стенками с облупившимся лаком. Даже занавески на окнах неизменные, разве что заметно выцветшие… Казалось, что время в этой комнате запылилось и замерло.

«Небогато Большак живет», – отметил про себя Петешев.

Сели за круглый стол, покрытый все той же синей скатертью. Рядом с ним стоял продавленный матерчатый диван.

– Петух, – назвал Хрипунов Петешева детским прозвищем, – сколько же мы с тобой не виделись?

– Где-то года четыре, – подумав, ответил Петешев. – С тех самых пор, как ты на чалку попал. Потом, я слышал, тебя на фронт отправили.

– Было дело, – неохотно согласился Хрипунов. – Призвали быстро, даже попрощаться с тобой не успел.

– И как ты там, у хозяина? – поинтересовался Петешев.

– А что там может быть хорошего? – устало отмахнулся тот. – Два года на колючую проволоку пялился. Ты ведь тоже свое оттрубил, знаешь, что почем.

– Знаю… В Воркуте чалился. Гнилое место! Люди мерли, как мухи! Поначалу тяжело было, а потом ничего, как-то пообвыкся… Ладно, чего там будоражить старое, – мотнул он головой, словно стряхивая дурные воспоминания. – Расскажи лучше, как ты сейчас живешь. Чем дышишь? Что это за краля сейчас с тобой?

Василий Хрипунов усмехнулся:

– А это, Петро, не краля… Это моя жена.

– Ах вот оно как. Красивую подцепил.

– Есть такое дело, – довольно заулыбался Хрипунов.

– А я ведь тоже женился. Может, не такая раскрасавица, как твоя, но мне пойдет.

– Поздравляю, – произнес Хрипунов. Правый уголок губ пополз вверх.

Скверную привычку Василия кривить губы Петр помнил едва ли не с раннего детства. «Не меняется Большак, даже ухмыляется по-старому».

– Мужикам сейчас только и выбирать. Сам посуди, из наших ровесников никого и не осталось. Раз-два и обчелся! Иной раз пройдешь по улице, а там одни девки гуляют! Можно такую кралю выбрать, к каковой раньше и не подступиться было… А сейчас они сами на шею вешаются!

Вошла Надежда с подносом в руках, в центре которого стояла бутылка водки с двумя стаканами, а подле – тарелка с нарезанным хлебом, колбасой и большими кусками вареного мяса; в глубоком блюде лежали соленые огурцы.

– Угощайтесь, – весело произнесла женщина, расставляя тарелки на столе.

– Видишь, какая у меня жена понимающая. Даже просить не нужно, сама все принесет, знает, что друг пришел, с которым давно не виделся. Все, иди к себе, Надюха, сами разберемся, у нас тут серьезный разговор пошел.

Не сказав ни слова, Надежда вышла. Распечатав бутылку «Московской особой», Василий Хрипунов наполнил стаканы:

– За встречу, что ли.

– Давай, – охотно согласился Петешев, поднимая стакан.

Стеклянные грани столкнулись, издав глухой звук. Хрипунов подцепил пальцами соленый огурец; Петешев положил куски мяса на хлеб, и приятели с аппетитом зажевали.

– А что с твоими глазами, Большак? – спросил Петр, слегка охмелев. – Косишь ты малость. Помнится, раньше такого не было. Только без обид, я так… поинтересоваться.

– Какие обиды! Могло быть куда хуже… Не было, – легко согласился Василий. – Контузия, мать ее! – Улыбнувшись, заметил: – Девки теперь на меня не смотрят. – Кивнув в сторону закрытой двери, добавил: – Только одну с трудом уломал.

– Все шуткуешь, Василий, – хмыкнул Петешев. – А работаешь ты где? Или так…

– Почему же – «так»? – Хрипунов даже слегка обиделся. – Работаю.

– И кем?

– Начальником охраны Казанской гармонной фабрики.

– Ого как! Ты со стволом, значит?

– При оружии. Револьвер дали. Из-за глаз брать не хотели. Косоглазость им моя не понравилась. А где вы сейчас здорового мужика после войны отыщете? С войны все покалеченные вернулись, если не физически, так душевно. А те, что в тылу остались, – одни больные! У меня у самого порой голова так трещит, что не знаю, куда себя девать! Пришлось мне доказывать, что при стрельбе косоглазость не мешает.

– Вот оно как у тебя складывается! – подивился Петр Петешев. – Сначала тебя охраняли, а теперь ты сам охраняешь. Выходит, два года у хозяина тебе на пользу пошли… Перековали тебя, Большак, исправительно-трудовые лагеря, – съязвил Петешев. – Красный ты теперь!

– Чего ты мелешь, земеля?! Взяли как бывшего фронтовика. Платят хорошо. Времени тоже свободного много. Все-таки не режимный объект.

– Ладно, забудем… А помнишь, как ты сало у тетки с