Грехи отцов - Уильям Кафф Страница 12

— Что за чепуха! — заволновалась Эмили. — Не все ли нам равно, как зовут девушку? При чем тут она? Ее родители наколобродили, а она отвечай! Справедливо, нечего сказать! Джон, я сию же минуту сажусь и пишу ей, чтобы ехала немедленно!

И моя решительная супруга быстро удалилась.

Я был сердечно рад возвращению Энид и от всей души желал благополучного окончания ее горестей и забот. Но признаюсь, проклятая рукопись в черном свертке сильно меня смущала. Кто знает, что в ней окажется? Может быть и в самом деле, отец Энид «наколобродил» что-нибудь очень неладное, могущее повредить неповинной девушке? А может быть, все окажется вздором, фантазией помешанного, ведь почему мы знаем, как долго отец ее страдал умствеинным расстройством? Все эти вопросы меня сильно смущали, и я нетерпеливо ожидал Ральфа, чтобы обстоятельно переговорить с ним.

Он вернулся в гораздо лучшем расположении духа, чем уехал, и я тотчас сообщил ему все новости. Весть о возвращении Энид обрадовала его больше всего.

— Я все время думал о ней, бродя по горам, — сказал он, — и пришел к заключению, что не могу без нее жить: она для меня все. Право, дружище, я готов пустить себе пулю в лоб скорее, чем отказаться он нее! Какова бы ни была тайна ее отца, это не имеет ничего общего с нею. Вы улыбаетесь? Ну да, я иду наперекор всем моим прежним теориям, но вы должны согласиться, что Энид составляет исключение и ее нельзя подвести под рубрику обыкновенных женщин.

Разве можно рассудительно говорить с влюбленным? Я только вскользь заметил, что хотя мы все искренно привязаны к Энид, но лучше было бы для общего благополучия, чтобы окутывавшая ее таинственность окончательно исчезла.

— В ней нет ровно никакой таинственности, — почти запальчиво воскликнул Ральф, — она чиста как хрусталь. Нельзя же взваливать на нее ответственность за прошлое ее отца!

Больше мы об этом не беседовали.

Несколько дней спустя мы получили телеграмму от Энид, извещавшую о своем прибытии, и жена встретила ее на станции. Я был искренно рад снова увидать прелестное личико нашей любимицы, казавшейся еще красивее в траурном костюме. Она также, по-видимому, была довольна вернуться к нам, хотя пережитые ею в последнее время события наложили на нее заметный отпечаток. Она часто глубоко задумывалась посреди оживленного разговора, как будто под гнетом какой-то тяжелой мысли. Мы ее ни о чем не расспрашивали, а сама она ни словом не касалась своего пребывания в Испании. Весь день оставалась она с Эмили, очень редко выходя из дому и приводя этим в отчаяние Ральфа, жаждавшего объясниться с ней наедине. Он приезжал из города почти ежедневно, в надежде наконец достигнуть своей цели, и уезжал разочарованный и огорченный, негодуя на холодность и сдержанность Энид и ревнуя ее к памяти умершего отца.

— По временам мне кажется, что она вовсе меня не любит! — жаловался он мне. — Она просто избегает меня, точно я ей совсем посторонний!

— Терпение! — утешал я его. — Ведь сами же вы говорили, что Энид девушка не заурядная. Дайте ей успокоиться и немного позабыть о перенесенном ею ударе. К тому же, кто знает, нет ли на заднем плане какого-нибудь смуглого красавца-гранда? — смеясь, прибавил я.

— Ну нет, уж за это я ручаюсь, что никакого гранда не существует! Не таковская она, чтобы так скоро менять свои привязанности! — с завидною самоуверенностью возразил Ральф, забывая свою недавнюю жалобу.

Раз, в сумерки, Ральф прогуливался с сигарой по нашей, всегда довольно пустынной, улице, окаймленной зеленой изгородью и, подходя к дому, услыхал за густою зеленью хриплый мужской голос, с угрозой восклицавший:

— Говори, где Аделина Кранстон? Ты должна знать, ты здесь живешь! Куда она девалась? Куда вы ее спрятали?

— Пустите меня! Я не знаю никакой Аделины Кранстон! Если вы не отпустите, я закричу! — отвечал другой голос, хорошо знакомый Ральфу, который в одно мгновение перемахнул через изгородь и очутился возле Энид и ее грубого собеседника.

— Что тебе нужно здесь, бездельник? — яростно спрашивал Ральф, тряся за ворот жалкого, оборванного старика.

— Он хотел ограбить вас, Энид?

— Нет, — отвечала девушка, очень бледная, но без признака испуга, — он только приставал ко мне с вопросами и больно измял мне руку.

— Я не грабитель, — угрюмо сказал старик, не делая ни малейшей попытки освободиться из рук Ральфа. — Я спрашивал ее о том, что она должна знать, так как она живет в этом доме. Здесь жила прежде Аделина Кранстон. Я хочу знать, где теперь Аделина Кранстон?

Все еще держа его за ворот, Ральф перестал его встряхивать и сурово произнес:

— Не прикидывайся дурачком. Вот я кликну полисмена, тогда небось другую песню запоешь!

— Не делайте этого, сэр! — внезапно вырвавшись от Ральфа и упав пред ним на колени, воскликнул старик. — Если вы отдадите меня в полицию, я никогда не найду ее.

— Отпустите его, мистер Гэринг, — вступилась совершенно оправившаяся Энид, — он просто помешанный и остановил меня без дурного умысла.

— Без умысла, без умысла! — заговорил быстро старик. — Вы сказали правду, мисс. У меня иногда в уме мешается, когда я очень хочу найти ее и не могу. Все время, покуда меня держали взаперти, я думал о том, как приду сюда искать ее. Прежде тут было темно и пусто, теперь дом занят, и я полагал, что это вернулась она. Так ее нет там, наверное? — недоверчиво продолжал он. — Или она не велит принимать бедного Джо?

— В доме нет особы под таким именем, можешь поверить, старикашка! — сказал Ральф. — Ну, убирайся, да смотри, не показывайся здесь, а не то худо тебе придется!

Старик поплелся прочь, бормоча себе что-то под нос, а Ральф с Энид направились домой. Не прошли они нескольких шагов, как им встретился полисмен, делавший вечерний обход.

Поравнявшись с ним, Ральф остановил его.

— Здесь шатается какой-то старик, бродяга или мошенник, который очень грубо приставал к этой молодой леди, — сказал он. — Позаботьтесь, чтобы его убрали из этого соседства.

— Вероятно, сэр, вы говорите о помешанном Джо? — отвечал полицейский. — Чистое наказание с ним, сэр! Уж сколько раз он сидел в сумасшедшем доме и всегда-то сумеет так устроить, что его выпустят, как здорового. Он худого не делает, сэр, нужно сказать правду, сэр, а вот только пугает людей.

— Он в самом деле