Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров Страница 78

Борис Сергеевич, помня прежнее свое дело, в котором он проявил, по словам несколько обескураженного прокурора, излишнюю «настырность», охотно согласился с просьбой помощника Никольского, сообщившего ему, что Евгений Николаевич попал в беду и ему «клеят» связи с ГКЧП, к которому он непричастен никаким боком. Гордин обещал принять свои меры и сообщить о дальнейших шагах.

Десятидневный срок для предъявления обвинения давно истек, Никольский недоумевал, а потом стал открыто злиться по поводу элементарного нарушения его гражданских прав на защиту и вообще уголовно-процессуального законодательства.

Однажды, когда следователь в очередной раз вызвал его к себе в кабинет и неожиданно вежливо спросил, нет ли у него еще каких-либо ходатайств и претензий к следствию и дали ли ему книгу для просветления мозгов, Никольский сдержался, чтобы не врезать ему по физиономии — хватило бы и силы и ловкости. Только опустошенность свою душевную он по-прежнему выгонял из себя предельно сложными физическими упражнениями. Поэтому он вежливо попросил следователя вернуться к его прежним требованиям: обвинение и адвокат. В противном случае, решил припугнуть, хотя и не знал, чем может кончиться, обещал объявить голодовку.

Понимал уже следователь, с кем имеет дело. Чувствовал что просто так и для него это не пройдет. Идиотская ситуация, в которой подследственный отказывается отвечать на вопросы и требует в общем-то законных вещей, а он, следователь, теперь уже совершенно ясно, втравленный в эту весьма опасную историю, не может ничего путного противопоставить.

Жирнов доложил о своих трудностях Василию Васильевичу Максимову, чем тот был весьма недоволен. По его представлениям, дело, стоящее на контроле в высших государственных инстанциях, должно было бы решаться в общем плане подготовки судебного процесса по Ге-Ке-Че-Пе. Он старательно подражал Президенту России и, подобно ему, презрительно выговаривал эту неудобоваримую аббревиатуру с паузами. Но, обеспокоенный тем, что подержат-то Никольского в лефортовском изоляторе, собственно, по его неофициальной просьбе и как бы это дело однажды самому не вышло боком, Максимов решил подстраховаться. Он пригласил к себе помощника товарища Сучкова и изложил тому суть своих трудностей.

Помощник Сучкова обещал все передать шефу, но заметил при этом снисходительным тоном, явственно намекая на уже давно переданную, согласно договоренности, сумму с шестью нулями, что, вообще говоря, они ожидали от областной прокуратуры большей активности и смекалки. И если дело так дальше пойдет, то...

Это многозначительное «то» на прощанье вконец испортило настроение Максимову. А дальше что делать? К каким материалам дела допускать адвоката согласно статьи 201 УПК РСФСР?

И тут его осенило — все-таки огромное значение имеет опыт! — гениальное и простое решение, которое и надо было провести в жизнь.

Жирнов давно себя чувствовал не в своей тарелке. Как бы ни указывал областной прокурор на особую важность этого дела, он видел явный сговор, в котором ему отведена роль подставной фигуры.

Согласно списку должностей и лиц, указанных в анонимке, авторство которой теперь ему, при соответствующей, разумеется, необходимости, установить не представляло бы большого труда, он допросил большинство вышеозначенных фигур, за исключением тех немногих, кто в настоящий момент находился в заграничных командировках. Картина открылась уныло однообразная, как на картине «Владимирка» художника Левитана.

По содержанию показания свидетелей мало отличались одно от другого. И все сводилось к одному — жулик. Не мелкий карманник, естественно, а в крупном, государственном масштабе. И не случайным кошельком здесь пахнуть должно, а миллионами кошельков обманутых граждан.

И вместе с тем практически все без исключения показания были не конкретными, без четких фактов и расплывчатыми, почему-то напоминающими обтекаемые характеристики, выдаваемые предприятиями своим служащим в недавние времена по любому житейскому требованию. Только, разумеется, с обратным знаком. К примеру, если, скажем, писалось: устойчив в семейных отношениях, доброжелателен с товарищами и так далее, то тут было — и неустойчив, и еще как недоброжелателен! Убить его мало, подлеца этакого! Но это все пока эмоции. Нужны были факты.

Но даже и ряд фактов, за которые можно бы уцепиться и размотать такую катушку, что чертям тошно станет, были словно подвешены в пустоте. К примеру, один из свидетелей, Молчанов, утверждал, что обвиняемый — он так и говорил, — ничуть не сомневаясь в своей правоте, пользуясь подложными документами, а также прямой преступной поддержкой ряда лиц из окружения прежнего председателя Совмина Рыжкова, проводил незаконные операции по перекачке нефти и нефтепродуктов, вырабатываемых на предприятиях Средне-Волжского концерна, в Чечню и Прибалтийские государства с целью дальнейшей ее транспортировки на Запад. В первую очередь от этого пострадала российская экономика, поскольку капиталы от продажи нефти домой не вернулись, а легли на неизвестные счета в загранбанках.

Как проверить? Да очень просто, надо, чтобы те же прибалты подтвердили указанные факты... Это было бы похоже на издевательство, если бы свидетель не выглядел столь серьезным и рассудительным человеком и крупным хозяйственником. Недаром же фамилия его первой стояла в списке свидетелей.

Примерно в том же ключе отвечали на вопросы и остальные свидетели. Они обвиняли Никольского в прямом мошенничестве, операциях с фальшивыми авизо, по которым он получал деньги и якобы инвестировал в предприятия нефтеперерабатывающей и химической промышленности. Обвиняли его и в том, что именно он показал пример целому ряду подставных и фиктивных, вообще несуществующих фирм, как с помощью крупных взяток чиновникам госаппарата и московской мэрии можно полностью забрать в свои руки частичное распределение, но, главным образом, перепродажу, по сути спекуляцию, гуманитарной помощью, которую доверчивые европейцы стали особенно активно поставлять в Россию после подавления августовского путча.

Давайте документы, факты, конкретные свидетельства, ну! Одну минутку, слышались возражения, а за что же тогда вы зарплату получаете? Это было бы слишком удобно, так работать! Ищите! Вам же указали, где искать? А дальше — ваша прямая обязанность.

Ничего себе, думал Жирнов, простенько этак, но со вкусом...

Чеченцы уже давно проходящие поезда грабят безбоязненно, и их республика уже стала откровенно криминогенной закрытой зоной, где легко находят убежище десятки, если не сотни уголовников, по которым тюрьма плачет. Вот и поезжай туда, и спроси. А они, конечно, тут же ответят со всей искренностью. Та же картина и в Прибалтике, где экономика также оккупирована мафиозными структурами. На этом, похоже, и строится расчет свидетелей обвинения.

Единственное, пожалуй, что еще можно было инкриминировать Никольскому, это обход налогового законодательства. Но и тут закавыка: документов нет, сгорели документы и все финансовые бумаги во время пожара. Вот если доказать, что он сам принял участие в уничтожении компрометирующих его материалов или что это сделано по его указанию, тогда другое дело.

С этими мыслями Жирнов и отправился в Тушино, в офис «Нары», чтобы своими глазами убедиться в возможности такого поворота следствия. Он уже раньше был на месте преступления, иначе этот разгром и не назовешь, там, внутри, места живого не осталось.

К своему крайнему изумлению, Жирнов с большим трудом пробился в кабинет управляющей банком Татьяны Ивановны Шапошниковой, но еще больше удивился, узнав в ней супругу Никольского, которую он видел единственный раз в доме, когда там проводился обыск. Так вот, значит, как! Занятная семейка!

На вопрос, что здесь происходит, Шапошникова спокойно ответила, что сегодня обычный рабочий день. Идет выплата по вкладам, покупка и продажа акций. Правда, ремонт здания еще не завершен, особенно на втором этаже, но компания существует и возобновила свою деятельность. О чем, кстати, было уже неоднократно сообщено в печати и в рекламных роликах на телевидении. А что, разве товарищ — или господин, как теперь принято обращаться в их среде? — не читал, не слышал? Странно, очень странно. Тогда не будет ли он любезен объяснить, почему с подозреваемым Никольским не разрешают свиданий родственникам? Почему не допускают к нему адвоката? Что, разве законы уже отменили? И почему, кстати, до сих пор не последовало ответа из областной прокуратуры на неоднократные запросы и жалобы? Все это к тому, что в ответ на упорное молчание областной прокуратуры компания решила предпринять свои меры и обратилась к генеральному прокурору, считая, что в этом позорном для нашего государства деле, этой откровенной и безобразной травле, пора поставить точку.