Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки Страница 71

— Да, ты права. — Он провел рукой по волосам. — Пожалуй, это самое глупое, что я сделал. Однажды он подошел ко мне сам. Кто-то порекомендовал ему меня. Он замышлял это дело уже много лет, но ему нужен был человек, который присылал бы документы на выплату пособий. Деньги соблазнили меня. А о будущем я не задумывался... Как-то я слышал одну историю. Какой-то жадный грек попросил богов даровать ему способность превращать в золото все, к чему он прикоснется. Но с этими богами лучше не связываться: они исполняют твои просьбы, но оказывается, что ты получил от них не то, что просил. Так вот, этот грек был вроде меня, у него была дочь, которую он любил больше жизни. Но он не подумал о будущем. И когда он прикоснулся к ней, она превратилась в золотую статую. Вот что я сделал.

— Царь Мидас, — сказала я. — Но он раскаялся, и боги простили его и воскресили его дочь.

Анита как-то неопределенно посмотрела на своего отца. Он, в свою очередь, посмотрел на нее; его открытое суровое лицо выражало затаенную мольбу. Все это время я помнила, что Мюррей ожидает обещанного ему материала. Я даже не простилась.

Сара Парецки

Тупик

Посвящается «Люселле Визер» — даме, которая с большой смелостью и мастерством ходила под парусами более ста шести лет.

Глава 1

Смерть героя

На похороны Бум-Бума пришло больше тысячи человек. Было много детей, поклонников из пригородов и с Золотого Берега. Кое-кто явился даже с южной окраины Чикаго, где Бум-Бум когда-то учился драться и кататься на коньках. Он был правым крайним в команде «Черные ястребы» до тех пор, пока, три года назад, не размозжил себе левую лодыжку. Бум-Бум Варшавски считался главной хоккейной звездой в период между Бобби Халлом и Уэйном Грецки.

Лодыжку ему оперировали трижды — Бум-Бум никак не хотел смириться с мыслью, что спорт для него кончился. В третий раз оперировать его долго отказывались, но Бум-Бум упорствовал и отступился, лишь когда вообще не нашел ни одного хирурга, согласного на четвертую операцию. Уйдя из хоккея, он попробовал себя на нескольких работах. Многие с удовольствием взяли бы к себе экс-звезду, что наверняка привлекло бы потенциальных клиентов, но Бум-Бум не привык работать вполсилы — он был из тех, кто всецело отдается делу, которым занят.

В конце концов он бросил якорь в зерноторговой компании «Юдора Грэйн», где его отец работал стивидором[16] в тридцатые и сороковые годы. А в прошлый четверг региональный вице-президент компании, некий Клейтон Филлипс, обнаружил тело Бум-Бума в воде возле грузового причала. Поскольку в анкете Бум-Бума я значилась в качестве ближайшей родственницы, Филлипс первым делом попытался связаться со мной. Но я расследовала одно дельце, в связи с которым мне пришлось на три недели уехать в Пеорию. К тому времени, когда я вернулась в Чикаго, полиция уже вышла на одну из многочисленных тетушек Бум-Бума — та опознала тело и затеяла грандиозные польские похороны.

Мой отец и отец Бум-Бума были братьями, мы выросли вместе на южной окраине Чикаго. Мы с Бум-Бумом были у них единственными детьми и дружили крепче, чем во многих семьях дружат родные братья и сестры. Моя тетя Мэри, настоящая полька и католичка, производя на свет бессчетное количество младенцев, на двенадцатой попытке умерла в родовых схватках. Бум-Бум был четвертым из ее отпрысков и единственным, кто прожил на свете больше трех дней.

С раннего детства мальчик не интересовался ничем, кроме хоккея. Я не знаю, где он заразился этой страстью и когда именно проснулся его талант, но все детство, невзирая на кудахтанье тети Мэри, Бум-Бум провел с клюшкой — часто мать об этом и не подозревала. Моя семья жила неподалеку, всего в шести кварталах, и Бум-Бум часто говорил родителям, что отправляется к кузине Вик, а сам мчался на каток. В те годы главным кумиром детворы был хоккеист Бум-Бум Джефрион. Мой двоюродный брат подражал ему изо всех сил, и тогда другие мальчишки, желая сделать товарищу приятное, прозвали его Бум-Бумом. Так с тех пор это прозвище к нему и прилипло. Когда чикагская полиция в конце концов дозвонилась до моего отеля в Пеории и спросила, действительно ли я являюсь двоюродной сестрой Бернарда Варшавски, я не сразу сообразила, что Бернард — это и есть Бум-Бум.

И вот я сижу на передней скамье церкви Святого Венцлава, затерявшись среди многочисленных тетушек и кузин Бум-Бума, похожих друг на друга как две капли воды. Все они были в черном и на мой синий шерстяной костюм смотрели крайне неодобрительно. Перед началом службы кто-то сердитым шепотом даже отчитал меня за неподобающий вид.

Я разглядывала окна с яркими цветными витражами — подражание окнам Тиффани, где были изображены ключевые моменты жизни Святого Венцлава, а также сцена распятия и бракосочетания в Кане. Художник, изготовлявший витражи, почему-то счел возможным соединить псевдокубизм с какой-то странной китайской перспективой. В результате у людей вместо голов красовалось что-то похожее на кувшины, а с креста во все стороны угрожающе тянулись длинные руки. Все время, пока продолжалась служба, я пыталась разобраться, что, собственно, происходит на витражах и кому из святых принадлежит какая конечность. Надеюсь, что при этом вид у меня был весьма благочестивый.

Мои родители не были религиозными людьми. Мать у меня итальянка, причем наполовину еврейка, отец — поляк, но наследственный скептик. Они решили не давать мне религиозного воспитания, хотя на еврейскую Пасху мама всегда пекла булочки с орехами. Помню, что девочкой я со страхом разглядывала дешевые пластмассовые образки в доме Бум-Бума — его мать отличалась фанатичной религиозностью.

Сказать по правде, мне куда больше понравилась бы тихая поминальная служба в каком-нибудь экуменическом[17] храме, где товарищи Бум-Бума по команде могли бы сказать пару слов о покойном. Они предложили это семье, но многочисленные тетушки с негодованием отказались. И уж во всяком случае, я ни за что не стала бы устраивать церемонию в такой вульгарной церкви, где священник, в глаза не видавший моего двоюродного брата, говорил многословные и лицемерно многозначительные речи.

Но я не вмешивалась в траурный обряд, уступив инициативу тетушкам. Бум-Бум назначил меня своим душеприказчиком, и эта обязанность отнимала у меня достаточно много энергии. Я знала, что Бум-Буму наплевать, как именно его похоронят, а тетушки только и жили