Игра саламандры - Давиде Лонго Страница 5

– Садись, Оливо, – произносит директриса.

Оливо опускается на единственный стул, находящийся напротив женщин. Гектор остается стоять на шаг позади него, потому что ему некуда сесть.

– Я тебя вызвала, чтобы кое с кем познакомить, – говорит директриса, указывая на женщину, перелистывающую бумаги в папке и не обращающую на них никакого внимания. – Это касается комиссарши…

– Комиссара, – перебивает женщина безобидным, как перочинный ножик, голосом. – Знаю, многие мои подруги-коллеги предпочитают, чтобы их называли в женском роде, но мне без разницы.

– Конечно, – осекается директриса, – это формальности. В общем, Оливо, комиссар полиции Соня Спирлари попросила о встрече с тобой, и мы подумали, что нет причин отказывать ей в этом. Надеюсь, ты со мной согласишься?

Оливо не произносит ни «да», ни «нет», он мучительно теребит заусенец на большом пальце. Кожица у ногтя разрослась и прямо сейчас требует особенно осторожного обращения.

– Привет, Оливо! Давно хотела познакомиться тобой, но думала, может, лучше сначала изучить дело. Я имею в виду, как ты догадываешься, материалы социальных служб, экспертизы, старые полицейские протоколы и те, более ранние – от французской полиции. Швейцарская, однако, нам еще не переслала досье по делу Беллами. Швейцарцы никогда не торопятся. Наверное, ты знаешь это лучше меня, ведь ты жил в Швейцарии?

Оливо укладывает заусенец ровно на то место, откуда выковырял. Слюнявит меж губ кончик указательного пальца и, как кисточкой, увлажняет кожицу около ногтя, результат получается совершенно удовлетворительный. Эпидермис на пальце выглядит нетронутым, словно заусенца там никогда и не было. Улыбается, довольный собой и успешно выполненной работой. Знает, что комиссарша, с этого момента и впредь буду называть ее именно так, скорее всего, воспринимает его улыбку как пофигистскую. Терпение.

– Не волнуйся, Оливо, в твоей карточке и это написано. – Листает личное дело и на второй странице читает: – «Когда он кажется рассеянным и совершенно не интересующимся темой, его внимание в любом случае на максимуме, его склонность составлять логические связи ошеломляющая, способность накапливать данные и многочисленную и сложную информацию сходна с компьютерными возможностями, когда задания делятся между основной памятью и оперативной памятью, то есть кэшем…» – на самом деле я понятия не имею, что это за кэш… – Женщина прерывается, чтобы посмотреть, чем занят сидящий напротив юноша.

Оливо скребет маленькое пятнышко на ногте, на деле оказавшееся всего лишь игрой света.

– Любопытное получается дело, – продолжает женщина, – эксперты оценили тебя как невероятно умного и проницательного человека, но все сданные тобой тесты демонстрируют уровень IQ[24] абсолютно нормальный. Будем откровенны, в семи выполненных тобой тестах на определение умственных способностей ты всегда набирал одинаковое количество баллов – сто два, что соответствует уровню среднего итальянца. Говорят, невозможно, чтобы один человек получал одно и то же количество баллов семь раз. Но у тебя получилось. Понятия не имею, как это тебе удалось, но отныне и впредь буду говорить с тобой, учитывая, что ты способен делать вещи, которые другим не под силу, согласен?

Оливо снова принимается за заусенец и поднимает голову.

– Я бы сказал «нет», – спокойно отвечает он, глядя на окно за спиной комиссарши.

– Что ты имеешь в виду? – интересуется она. – Почему «нет», с чем ты не согласен?

– С тем, о чем вы хотите меня спросить.

– Оливо! – Директриса хватается за подлокотники кресла. – Позволь по крайней мере, чтобы комиссарш… комиссар тебе объяснила. Речь идет не о глупостях, смею тебе заметить. И хоть толика уважения с твоей стороны должна…

Комиссарша Спирлари жестом прерывает ее и улыбается, как бы говоря: «Все в порядке, вы – директриса, но я сама знаю, как мне разговаривать с подростком».

Она снова смотрит на Оливо.

– И как же ты узнал, о чем я хочу тебя спросить? – интересуется.

Оливо тем временем разглядывает воробья, усевшегося на подоконник.

– Вы ему рассказали? – обращается комиссарша Соня Спирлари к Гектору.

– Нет, – отвечает он. – Даже если бы хотел рассказать, я не знаю, о чем речь.

Женщина понимающе кивает головой и снова смотрит на Оливо, который в этот момент знаком подзывает Гектора и просит наклониться к нему. Воспитатель приседает возле него на корточки. Оливо оборачивается и что-то говорит ему на ухо. Гектор соглашается и встает:

– Он заметил след от мигалки на крыше вашего авто и прочел газету на приборной панели, открытую на странице, где рассказывается о деле. В общем, он не хочет выглядеть невежливым, он выслушает.

– Очень приятно. – Комиссарша Спирлари с легкой издевкой изображает поклон. – В таком случае можно немного приоткрыть окно?

Никто не двигается с места, так что подняться приходится директрисе. Стоило ей дотронуться до ручки, как воробей, скакавший по подоконнику, улетел. Оливо знает, комиссарша, как ни в чем не бывало листающая в этот момент его личное дело, специально попросила открыть окно.

– После аварии, в которой погибли твои родители, – продолжает она, – ты оставался в больнице больше года, перенес три операции на голове. Когда вышел оттуда, тебе было девять лет и ты впервые попал в приют, где находился целый год, до десяти лет, после чего тебя передали в приемную семью. Правильно?

Оливо молчит. Он снова занят заусенцем.

– Да, – говорит Гектор.

Комиссарша Соня Спирлари не смотрит на него и продолжает:

– В той семье ты пробыл восемь месяцев. Затем без каких-либо веских оснований, – недостаток социальной адаптации – основание; и не нужно думать, что если два дня не мыться, то дезодорант поможет скрыть это, – ты вернулся в прежний приют, где предотвратил попытку суицида мальчишки из соседней комнаты. Ни воспитатели, ни лечившие парня психологи так и не поняли, что было у него в голове, но ты, в свои одиннадцать лет, заметил, что он уже несколько дней потихоньку собирает разные средства для уборки, чтобы затем отравиться ими. Не имея никаких химических препаратов под рукой и желая снизить риски, ты умудрился разбавить и перемешать их с чем-то, что нашел на кухне или еще бог знает где, вплоть до присыпки от потливости ног. В итоге все же позволил ему выпить эту бурду и позвал воспитателей. Промыли желудок, и мальчишка был спасен. Ты так никогда и не объяснил, почему не предупредил о его намерениях, прежде чем он выпил эту отраву. Но больше попыток суицида парень не делал. Сейчас учится на врача и проходит фельдшерскую практику.

Директриса слегка кашляет. Она явно не в курсе этих подробностей.

– Спустя полгода тебя передали в новую семью.