Умереть красиво - Питер Джеймс Страница 3

Мистер Конти как мог попытался развеять ее страхи, озвучив целый список возможных диагнозов, однако из кабинета Джейни вышла в самом мрачном расположении духа.

Отыскав небольшой зазор между двумя автомобилями, припаркованными буквально в двух шагах от ее дома, Джейни притормозила и включила заднюю передачу.

– Чумазик, ну как ты? Проголодался?

За два года, что они провели под одной крышей, она очень привязалась к бело-рыжему зеленоглазому коту с длинными усами. Его глаза и повадки завораживали: Чумазик то ластился к ней и с мурчаньем подремывал, положив голову ей на колени, пока она смотрела телевизор, то вдруг окидывал ее таким человеческим, взрослым, мудрым взглядом. Прав был тот, кто сказал: «Временами, играя со своим котом, я задумываюсь, а не он ли играет со мной?»

Джейни сдала назад, однако припарковаться не сумела. Пришлось повторить попытку. Да, получилось так себе, но сойдет. Она закрыла люк на крыше, схватила переноску и вышла из машины, напоследок снова глянув на часы в надежде, что каким-то чудом ошиблась со временем. Увы. Стрелки безжалостно показывали без одной минуты восемь.

У нее всего полчаса, чтобы покормить Чумазика и собраться. Ее кавалер был просто помешан на контроле и всегда указывал, как именно она должна выглядеть на свидании. К требованиям относились свежая эпиляция рук и ног, определенное количество духов «Иссей Мияке» на определенных участках тела, определенный макияж; голову надлежало помыть определенным шампунем с кондиционером. И особым образом выбрить интимную зону.

Кавалер заранее предупреждал, какое платье надеть, какие подобрать аксессуары, и даже говорил, где именно она должна ждать его в квартире. Все это противоречило ее натуре. Джейни считала себя независимой девушкой и никогда не позволяла мужчинам командовать собой, однако нынешний воздыхатель заставил ее изменить своим принципам. Суровый уроженец Восточной Европы, крупный, мускулистый, безвкусно одетый, он совершенно не походил на ее прежних мужчин – вежливых, обходительных интеллигентов. После третьего свидания она полностью попала под его чары. Даже при одной мысли о нем трусики становились мокрыми.

Заперев машину, Джейни направилась к дому и не заметила припаркованный впереди черный сверкающий «фольксваген-GTI» с тонированными стеклами – единственный автомобиль, не загаженный голубями и чайками. Водитель, надежно скрытый от внешнего мира, наблюдал за ней в компактный бинокль, параллельно набирая на предоплаченном мобильнике номер.

4

Примерно в половине восьмого Том Брайс на своей спортивной серебристой «ауди-эстейт» миновал теннисные корты, потом открытую, обрамленную деревьями площадку в парке Хова, где толпились отдыхающие: одни выгуливали собак, другие занимались спортом, третьи лежали на траве, наслаждаясь последними часами долгого летнего денька.

Том ехал с открытыми окнами, и в салоне витал аромат свежепостриженных газонов. Из динамиков доносился умиротворяющий голос Гарри Конника-младшего, чьи песни Том обожал, а Келли считала безвкусицей. Синатра ее тоже не впечатлял, да и качественное пение в принципе. Всем музыкальным стилям она предпочитала хаус и гэридж, чьи странные ритмы совершенно не выносил Том.

Чем дольше они жили в браке, тем сильнее расходились в интересах. Он и не помнил, когда им в последний раз удалось определиться с выбором фильма, а пятничное вечернее шоу Джонатана Росса было единственной передачей, которую они постоянно смотрели вместе. Однако они любили друг друга – в этом Том не сомневался, а дети были превыше всего. Точнее, были всем.

Он обожал это время суток, когда предвкушаешь возвращение домой, к любимой семье. А сегодня контраст между загазованной, липкой жарой Лондона, поездом и нынешним прекрасным мгновением ощущался особенно разительно.

Настроение улучшалось с каждой минутой. Воодушевившись, Том проехал пересечение с Вудленд-драйв, получившей в народе прозвище «чертог миллионеров», где в ряд тянулись роскошные обособленные дома, в большинстве своем выходившие на лесок. Келли мечтала когда-нибудь здесь поселиться, однако сейчас такое жилье им было не по карману.

«И вряд ли будет, учитывая нынешнее положение дел», – уныло подумал Том.

«Ауди» мчалась на запад вдоль куда более скромной Голдстоун-Кресент, обрамленной по обе стороны дороги аккуратными коттеджами на две семьи, а после свернула на Верхнюю Виктория-авеню.

Никто толком не знал, почему улица именовалась Верхней, учитывая, что Нижней Виктории-авеню не существовало в природе. Лен Уэйнрайт, пожилой сосед Тома, которого они с Келли окрестили Жирафом из-за высокого, почти семи футов, роста, в порыве очередного сомнительного озарения заявил как-то через забор, мол, улицу прозвали так потому, что она поднимается по довольно высокому холму. Объяснение не выдерживало никакой критики, однако лучшего пока не придумали.

Верхняя Виктория-авеню располагалась в районе, построенном тридцать лет назад, но так и не возмужавшем. Платаны больше смахивали на высокие саженцы, нежели на полноценные деревья; красная кирпичная кладка двухэтажных коттеджей на две семьи ни грамма не выцвела; неотюдоровские деревянные балки на крышах не подточили ни термиты, ни непогода. На этой тихой улочке со скоплением магазинов ближе к вершине проживали преимущественно молодые семьи с детьми. Исключение составляли лишь Хильда и Лен Уэйнрайт, пенсионеры, перебравшиеся сюда из Бирмингема по совету врача, заявившего, что морской воздух будет полезен для страдающей астмой Хильды.

Том втиснул «ауди» под навес, почти вплотную к ржавеющему «рено-эспейс» Келли, сунул в карман мобильный и, забрав с сиденья дипломат и букет, выбрался из машины. Газетный киоск через дорогу еще работал, равно как и небольшой спортзал, однако на парикмахерской, скобяной лавке и риелторской конторе уже красовались таблички «Закрыто». Чуть поодаль ждали автобус две юные особы, явно разодетые для свидания; их коротенькие юбки едва прикрывали ягодицы. Ощутив внезапный приступ вожделения, Том задержал взгляд на стройных ножках, пока девушки курили одну сигарету на двоих.

Хлопнула входная дверь, и донесся восторженный голос Келли:

– Папочка приехал!

Проработав столько лет в маркетинге, Том никогда не лез за словом в карман, однако, если бы его попросили описать, какие чувства он испытывает каждый будний вечер, возвращаясь домой, где его встречают самые дорогие люди на свете, он едва ли нашелся бы с ответом. В такие минуты его обуревали счастье, гордость и безграничная любовь. Предложи ему остановить любое мгновение, он бы не колеблясь выбрал это: вот он стоит на пороге, утопая в детских объятиях, а Леди, их восточноевропейская овчарка, с поводком в зубах смотрит на него с надеждой, притопывает лапой и яростно виляет хвостом толщиной с секвойю. А потом