Холод в Берлине - Эуджен Овидиу Кирович Страница 24

– Как же иначе? Приглашены все в городе, даже несколько немецких клоунов из вашей труппы марионеток. Все, кроме нас. Более двухсот тысяч советских солдат погибли в битве за этот город[20], и теперь старый пердун хочет прямо заявить, что нам здесь не рады. Вы когда-нибудь слышали о генерале Карбышеве? Дмитрии Карбышеве?

– Нет.

– Нацисты взяли его в плен, он кочевал по концлагерям, но до конца отказывался сотрудничать. В ночь на восемнадцатое февраля сорок пятого года в Маутхаузене его раздели догола, облили ледяной водой и оставили на морозе. Он умер от переохлаждения. К сожалению, палач, ответственный за его смерть, покончил с собой, предварительно убив жену и детей, и нам не представилось возможности привлечь его к суду. А теперь люди, совершавшие подобные зверства, – ваши друзья, а мы – ваши враги. Кстати, тем вечером вам удалось обмолвиться парой слов с нашим французским товарищем?

– Удалось.

– Что же он сказал?

– Сперва о главном: не поделитесь, кто эти люди, которые следят за мной с тех пор, как я вышел из больницы?

– Какие люди? – вскинул брови Тюльпанов.

– В штатском, примерно моего возраста.

– Они не из наших, даю вам слово. Любопытно. Хотите совета? Не обращайте внимания. Тут каждый следит за каждым. Может, им поручили вас защищать? Забота вашего американского друга. Или вас просто держат на коротком поводке.

– Он бы мне сообщил.

– Ладно уж, расскажите лучше, что разболтал вам лягушатник.

– Он признался в романе с Амалией Шульц, но заявил, что высадил ее в Митте, в советском секторе, около восьми часов, после чего поехал домой.

Тюльпанов улыбнулся и затушил сигарету в пепельнице. Я заметил, что он курит «Пэлл-Мэлл», а не эти странные русские картонные трубочки.

– Как удобно. Оставил ее в нашем секторе. Тогда как, черт возьми, она оказалась в Кройцберге, где вы нашли ее тело?

– Это еще не все. Мне сообщили, что позавчера Шульц позвонила в местную полицию и сказала, будто жива-здорова и уехала в Штутгарт.

– И вы поверили?

– Я пытаюсь проверить информацию. Скажите мне вот что: правда ли, что троих ваших людей, патрулировавших в ту ночь Митте, на следующее утро отправили в Дрезден?

Тюльпанов закурил еще одну сигарету и выпустил в воздух облако дыма. У него были почти прозрачные сероватые глаза, напоминающие две ледышки.

– Вам это рассказал ваш друг Гарднер?

– Какая разница?

– Он должен знать, что на военной службе так всегда: сегодня ты здесь, а завтра уже едешь туда, где в тебе нуждаются. Даже если эта информация верна, что тут плохого?

– Три человека, которые могли видеть Амалию Шульц в вечер ее смерти, исчезли и, следовательно, не в состоянии дать показания. Так что ничего хорошего.

– Но она жива, как вам сказали.

– Вряд ли это правда.

– Не в нашем секторе вы ее нашли, помните?

– Возможно, над ней надругались в Митте, ей удалось вырваться и дойти до американского сектора, по пути разодрав стопы в кровь. Или за ней погнались, изнасиловали и убили в Митте, а потом ваши люди скинули ее тело в наш сектор.

Выражение его лица резко стало очень серьезным.

– Довольно! Сейчас на карту поставлено нечто более важное. Помните, о чем я попросил вас в клубе?

– О чем же?

– Организовать мне встречу с вашим другом. Чем скорее, тем лучше. Я бы предпочел нейтральную территорию, например во французском секторе. Где-нибудь в укромном месте, рестораны и клубы не подойдут. Пусть он сам выберет. Только без фокусов. Скажите, что я настаиваю на вашем присутствии, но больше никого быть не должно.

– Моем? Почему?

– Потому что вы американец и журналист. Гарднер не станет рисковать и устраивать засаду, чтобы вы не погибли под перекрестным огнем. Ему потом придется многое объяснять.

– Не думаю, что в Берлине жизнь журналиста имеет большую ценность.

– Не беспокойтесь на этот счет. Она имеет большую ценность. Вы сделаете ему предложение сегодня вечером, на банкете. Мне нужен точный ответ завтра. Определившись с местом и временем, направляйтесь в «Феминину», попросите позвать человека по фамилии Григорьев и передайте сообщение от вашего друга.

– Ничего я делать не намерен.

– Почему? – Тюльпанов выглядел ошеломленным.

– Не нужно втягивать меня в ваши игры. Я умываю руки, извините.

Он затушил сигарету и взглянул на меня с неподдельным любопытством зоолога, наткнувшегося на представителя ранее не известного науке вида.

– Уверены?

– Уверен.

– Это ваш окончательный ответ?

– Да.

– Вы мне обещали, разве не помните?

– В тот вечер вы обвели меня вокруг пальца. Мне следовало дважды подумать, прежде чем обещать вам что-либо, но я был уставшим и больным. Простите.

Мы встали. Тюльпанов выглядел таким разъяренным, словно был готов размозжить мне голову. Однако быстро взял себя в руки и надел фуражку.

– Я с вами свяжусь. Когда вы исполните мою просьбу и передадите сообщение в «Феминину», все вернется на круги своя. Теперь это в ваших руках.

– В каком смысле? Как свяжетесь?

Не утруждая себя ответом, он направился к двери. На верхней площадке лестницы добавил:

– Удачи вам сегодня с Белфордом.

7

Я прибыл к дому Амалии Шульц ровно в семь часов и, поднявшись на крыльцо, наполовину закрытое навесом из стекла и железа, нажал на кнопку звонка. Двухэтажное здание выглядело неповрежденным, как и все остальные на улице. Перед соседним домом стоял маленький черный «фольксваген» без колес, скорчившийся на тротуаре, точно умирающий пес.

Дверь приоткрылась. В образовавшейся щели я увидел сгорбленную, точно вопросительный знак, старушку и сказал ей, что ищу фрау Аннелизе Вагнер. Она велела обождать. Вскоре с лестничного пролета донеслись шаги, затем в дверях появилась невысокая женщина лет тридцати пяти и представилась как фрау Вагнер. Она повела меня на второй этаж. Поднимаясь по лестнице, я чувствовал на спине прожигающий взгляд старушки.

Мы вошли в маленькую старомодную гостиную, заставленную потрепанной мебелью и множеством безделушек, тускло освещенную люстрой на три лампочки, две из которых отсутствовали. Я снял пальто, и фрау Вагнер пригласила меня сесть на диван, а себе поставила стул напротив. В углу комнаты высились напольные часы рядом с чем-то похожим на алтарь: деревянным распятием на стене, маленькой табуреткой и подставкой для коленопреклонения. Вагнер заметила направление моего взгляда и покраснела.

– Вроде бы эта квартира принадлежала недавно умершей тете фройляйн Шульц? – спросил я.

– Она завещала ее Амалии, но та еще не закончила оформление документов.

– Фрау Вагнер, когда вы видели свою соседку последний раз?

Женщина выпрямила спину, уголки губ слегка опустились, что мгновенно добавило еще пару лет ее явно