Искатель, 2002 №2 - Евгений Михайлович Константинов Страница 22

— Кого и почему?

— Уэйна Сэффорда и Одри Руни. — Я рассказал ему, что случилось, и добавил: — Итак, четверо из пятерых плюс Тэлботт закованы в цепи. Мы в дурацком положении, и у нас осталась только Дороти Кейс. Не удивлюсь, если и ее уже замели. Если вспомнить, какое у нее было лицо, когда она услышала, кто… Подождите минутку.

Мой доклад был прерван появлением легкой на помине Дороти Кейс. Сказав Вулфу, что перезвоню позже, я положил трубку и встал.

Дороти приблизилась ко мне. Она все еще была похожа на человеческое существо, хотя и не так разительно, как несколько минут назад. Заносчивости как не бывало, кожа ее приобрела светло-пепельный оттенок, глаза тревожно блестели.

— Мистер Дональдсон ушел? — спросил я.

— Да.

— Неудачный день выдался. Во всех отношениях. Теперь вот и мисс Руни сцапали вместе с мистером Сэффордом. Полицейские считают, что они рассказали далеко не все о том вторнике. Когда вы вошли, я как раз докладывал мистеру Вулфу…

— Я хочу встретиться с ним.

— С кем? С мистером Вулфом?

— Да, и незамедлительно.

— Зачем?

Черт побери! Она опять вскинула брови. По-видимому, ее человеческий облик был всего лишь тонкой оболочкой.

— Это я ему скажу, — заявила Дороти, давая мне понять, что я — ничтожество. — Я должна сейчас же встретиться с ним.

— Это невозможно, — ответил я. — Вы могли бы отправиться туда на такси, но лучше подождите, пока я заберу с Шестьдесят шестой улицы свою машину. Уже пятый час, и Вулф в оранжерее. Он не примет вас даже с учетом того обстоятельства, что вы — единственный наш клиент, который еще не томится в неволе.

— Но у меня срочное дело!

— У вас. Не у него. До шести часов у Вулфа нет и не может быть никаких срочных дел. Расскажите мне, я имею доступ в оранжерею. Хотите?

— Нет.

— Тогда я пошел за своей машиной.

— Хорошо, идите.

12

В три минуты седьмого Вулф спустился из оранжереи и присоединился к нам в кабинете. Пока мы добирались сюда на машине, Дороти успела дать мне понять, что со мной ей говорить больше не о чем. Наша беседа по пути свелась к двум фразам. Дороти сказала: «Осторожно, грузовик», а я ответил: «Не говорите под руку». Поэтому, хотя мы прождали Вулфа целый час, я ни разу не предложил ей выпить. А когда Вулф наконец вошел, приветствовал Дороти и разместил свои телеса в кресле за письменным столом, она первым делом сказала ему:

— Я хочу говорить с вами наедине.

Вулф покачал головой.

— Мистер Гудвин — мой доверенный помощник и услышит от меня все, что вы скажете, только немного позже. В чем дело?

— Но… это очень личное.

— Как и все или почти все, что говорится в этих стенах. В чем дело?

— Кроме вас, мне не к кому больше пойти, — заканючила Дороти и подалась вперед, едва не выпав из желтого кресла. — Я не знаю, что со мной будет, и должна это выяснить. Один человек грозится сообщить в полицию, что я подделала подпись отца на чеке. Он сделает это завтра утром.

Ее лицо снова сделалась похожим на человеческое, она смотрела на нас страдальческим взором.

— Вы действительно согрешили?

— Подделав чек? Да…

Пришел мой черед вскидывать брови.

— Расскажите подробнее, — потребовал Вулф.

История оказалась простой. Отец давал ей слишком мало денег, на роскошную жизнь не хватало, и год назад Дороти выписала себе чек на три тысячи долларов. Отец дознался и взял с дочери слово, что такое больше не повторится. Но недавно Дороти подделала еще один чек, уже на пять тысяч долларов, и на сей раз умилостивить отца оказалось значительно труднее. Но, разумеется, у него и в мыслях не было отдать родную дочь под арест. Спустя два дня после того, как Кейс вторично поймал Дороти на жульничестве, его убили. По завещанию все оставалось дочери, но душеприказчиком и распорядителем Кейс назначил поверенного по имени Дональдсон. По словам Дороти, отец не знал, что Дональдсон ненавидит ее. И вот поверенный нашел среди бумаг этот пресловутый поддельный чек с приколотой к нему собственноручной запиской Кейса. Поэтому сегодня днем Дональдсон заявился к Дороти и сказал, что, учитывая обстоятельства гибели Кейса, считает своим гражданским и профессиональным долгом сообщить о подделке полицейским. Разумеется, добавил он, это крайне неприятно, но ничего не поделаешь: долг есть долг.

Не скажу, чтобы я испытывал злорадство, занося эти позорные факты в свою записную книжку, но признаюсь честно: прослезиться они меня не заставили.

Получив ответы на все вопросы, какие только пришли ему в голову, Вулф откинулся в кресле и тяжко вздохнул.

— Я еще могу понять, — пробормотал он, — ваше желание разделить с кем-то свою беду и таким образом избавиться от очередной напасти. Но, даже согласившись вам помочь, я все равно не смог бы ничего сделать. Зачем вы мне все это рассказали?

— Не знаю.

Бытует мнение, что человеку становится легче, если он делится с кем-то своими горестями. Но Дороти, похоже, стало еще хуже, коль скоро и облик, и голос ее были воплощением мировой скорби.

— Кроме того, — продолжал Вулф, — вам нечего бояться. Все имущество, включая банковские активы, теперь принадлежит вам. Пытаясь привлечь вас к суду, районная прокуратура только зря потратит время и выбросит на ветер деньги налогоплательщиков, а суд даже не станет рассматривать дело. И мистер Дональдсон, если он не круглый дурак, прекрасно это знает. Так ему и скажите. Передайте, что Вулф считает его простофилей. — Вулф поднял палец. — Разве что Дональдсон полагает, будто вы — отцеубийца, и хочет усадить вас на электрический стул. Неужели он настолько ненавидит вас?

— Да, — севшим голосом ответила Дороти. — Ненавидит всей душой.

— За что?

— Однажды я дала ему повод думать, что могу стать его женой. Он во всеуслышание объявил об этом, но я изменила свое решение. А он — человек пылкий и злопамятный. Когда-то он горячо любил меня, теперь так же горячо ненавидит. И использует чек, чтобы нагадить мне.

— Ни вы, ни я не в силах его остановить. Поддельный чек и записка вашего отца находятся у него на законном основании, и никто не помешает ему показать эти бумаги полицейским. Мистер Дональдсон, часом, не увлекается верховой ездой?

— Господи, — обреченно произнесла Дороти и встала. — Я-то думала, вы что-нибудь сообразите!

Думала, вы знаете, как мне быть! — Она бросилась к двери, но остановилась на пороге и выплюнула: — Вы — такой же дешевый тихушник, как и все!