Мертвые канарейки не поют - Леонтьев Антон Валерьевич Страница 21

Рита так заразила родителей своим оптимизмом, что отец, который пребывал после возвращения на больничном, изъявил желание приготовить праздничный ужин, а мама обещала, что после работы зайдет в кондитерский магазин и купит «Наполеон».

Весь день прошел в приятных хлопотах и радужных ожиданиях. Отец, вспомнив былое, превзошел сам себя и приготовил великолепную запеченную рыбу. Рита помогала ему делать салаты и ловила себя на мысли, что все почти как раньше.

Вот именно, почти.

Когда в начале четвертого раздался долгий звонок в дверь, она подумала, что это мама забыла ключ. Хотя мама работала до четырех, а потом еще планировала поход в кондитерскую. Не исключено, что она отпросилась с работы пораньше.

– Я открою! – крикнул отец, выходя в коридор. – А ты отыщи-ка пока банку с зеленым горошком. Сам не знаю, куда она запропастилась.

– Так у нас еще одна была, там, в шкафу! – ответила весело Рита и открыла дверцу.

Хлопнула входная дверь, послышались громкие голоса. Рита, прислушавшись, поняла, что что-то не так.

Зажав в руке найденную ей только что в шкафу банку с зеленым горошком, она вышла в коридор и увидела отца, которого обступили люди в форме.

– Но имеется же постановление следователя о том, что я выпущен под подписку о невыезде! – кричал тонким голосом отец, лицо которого было смертельно бледным.

Один из типов в форме ткнул ему под нос бумагой с подписями и печатями и ответил:

– Вот новое постановление о заключении вас под стражу на период следствия, гражданин Тарасов. Так что пройдемте с нами…

– Могу ли я ознакомиться? – спросила Рита и, получив постановление, внимательно прочла его.

Кажется, с формальной точки зрения все было в полном порядке.

За исключением того, что ее отца опять уводили прочь.

– А в чем причина изменения меры пресечения? – требовательно спросила она, но служивые только развели руками: мол, не знаем. А один из них посоветовал обратиться напрямую к следователю.

Обняв отца и поцеловав его в небритую щеку, Рита заверила его, что это наверняка недоразумение, которое скоро прояснится.

Что еще она могла сказать?

Как только за отцом закрылась дверь, она тотчас позвонила по телефону следователя, указанному в постановлении об изменении меры пресечения. Однако никто не взял трубку. А когда Рита с большим трудом дозвонилась до дежурного, то узнала, что нужного ей следователя сегодня нет и не будет до понедельника.

Она набрала номер юридической конторы Льва Георгиевича, отыскав его в телефонном справочнике.

– А Лев Георгиевич в отъезде, – проинформировала ее секретарша. – Ему что-то передать?

«Передайте, что он должен приложить все усилия для того, чтобы моего отца снова выпустили под подписку о невыезде!»

– Нет, ничего не надо. А когда он вернется?

– К сожалению, не уполномочена давать такие сведения по телефону. Как ваша фамилия, вы сказали? Вы в связи с каким делом звоните?

Рита поспешно положила трубку.

Почувствовав запах горелого, Рита бросилась на кухню и обнаружила, что поставленная отцом в духовку рыба превратилась в головешки, потому что она о ней совершенно забыла.

Но какой теперь праздничный ужин?

Рита поняла, что никакого праздничного ужина не будет – вряд ли мама захочет что-то отмечать без отца, снова взятого под стражу.

Ведь не его же повторное помещение в СИЗО отмечать.

Значит, в субботу они не пойдут ни на открытие нового торгового центра, ни на «Летучую мышь».

Господи, и о чем она только думает?!

Ощущая, что она вот-вот расплачется, Рита запретила себе давать волю чувствам – не хватало еще, чтобы мама, вернувшись с работы с тортом «Наполеон», застала ее в таком состоянии.

Только как вот она поведает ей о том, что произошло?

Впрочем, это было делом второстепенным. Рита приняла решение: в три часа в субботу она подойдет к памятнику Тургеневу на одноименном проспекте в центре города и, когда появится Лев Георгиевич, чтобы отвезти ее к себе на дачу и снова изнасиловать, заставит его что-нибудь предпринять и сделать так, чтобы ее отца снова выпустили под подписку о невыезде.

Чувствуя, что на нее наваливается усталость, Рита прикорнула на диване в зале, зная, что долго спать не имеет права, потому что скоро вернется мама.

Когда она внезапно проснулась и прислушалась, то решила, что мама вернулась. Она даже окликнула ее, но ответа не последовало. Заглянув в коридор и на кухню, Рита поняла, что по-прежнему одна в квартире.

За окнами давно стемнело, ее взгляд упал на настенные часы: двадцать минут девятого вечера. Ужас, сколько она безмятежно проспала!

Странно только, что мама до сих пор не вернулась. Или она приходила и, застав дочь спящей, снова ушла, например, поехала в СИЗО?

Но откуда она вообще могла знать, что ее мужа взяли под стражу, – ей что, позвонили на работу? Даже если и так, в СИЗО она все равно сейчас ничего не добьется, и маме это известно.

Рита еще раз заглянула на кухню. Ну уж нет, если бы мама была дома, она бы наверняка ее разбудила. И точно уж оставила бы «Наполеон» здесь, а не взяла бы с собой.

Поэтому Рита позвонила в стационар больницы, где работала мама, и там ей сообщили, что та, завершив прием в начале пятого, ушла домой.

Это было больше четырех часов назад. Дорога от больницы до их дома занимает не больше сорока минут. Ну, с учетом пробок в пятницу вечером час или даже полтора.

Но вряд ли бы маме два или даже три часа понадобилось на то, чтобы заглянуть в кондитерскую и выбрать торт.

Тогда где же она?

Рита раздумывала, кому бы она могла позвонить, когда телефон вдруг ожил.

– Маргарита Тарасова? – услышала она строгий женский голос. – Галина Сергеевна Тарасова ваша родственница?

– Это моя мама, – ответила Рита. – А в чем дело?

– С ней имел место инцидент. Она находится сейчас в областной больнице. Знаете, как к нам проехать?

Влетев в областную больницу, Рита бросилась в регистратуру, которая, однако, была пуста. Вцепившись в рукав халата проходившего мимо врача, она взмолилась:

– Моя мама… Ее к вам доставили… Где она?

Врач ответил, что ей надо обратиться к его коллегам из приемного отделения, и, сжалившись, отвел туда Риту.

Ей пришлось отстоять солидную очередь, прежде чем она оказалась перед раздраженной пожилой особой, которая тотчас осадила ее:

– Не тарахтите. Тут у всех ЧП. Как фамилия пациентки?

Глубоко вздохнув и понимая, что ссориться с этой особой будет себе дороже, Рита произнесла:

– Тарасова. Галина Сергеевна. Сорока шести лет…

Особа долго перекладывала бумаги, потом крикнула куда-то в смежную каморку:

– Тарасова – есть такая?

– Так ее же выписали! – ответил кто-то, и в сердце у Риты вспыхнула надежда. Если маму выписали и они разминулась, то, значит, все не так безнадежно, все даже очень хорошо…

Появился молодой рыжебородый врач, который устало вздохнул:

– Коллеги, не путайте. Тарасову Светлану, шестнадцати лет, которая лежала у нас с прободной язвой двенадцатиперстной кишки, в самом деле, вчера выписали. А буквально два часа назад поступила новая пациентка с такой же фамилией.

И, взглянув на Риту, он спросил:

– Тарасова Галина Сергеевна?

Сердце у Риты куда-то ухнуло, и она еле слышно спросила:

– А что с ней?

Врач замялся, зато все тот же неведомый голос из смежной каморки ответил:

– А, вторая Тарасова. Я ее дочке недавно звонила. Эта та, которая сейчас в операционной. Ну, жертва изнасилования…

Рита плохо помнила, что с ней произошло. Кажется, ей сделалось дурно, и она даже стала оседать, но ее кто-то подхватил. Ее отнесли в пустую палату, где положили на кушетку.