Человек, который не спал по ночам - Дэвид Хэндлер Страница 17

— Так значит, все кончено? — спросил я. — Ну, между тобой и Заком.

— Все довольно кисло.

— Вот как?

— Лучше расскажи про Ти-Эс, — попросила Мерили, мягко, но настойчиво меняя тему. Я не стал упрямиться.

— Пока не могу его раскусить. Угрюмый, капризный, эгоцентричный. Идет на контакт, но иногда уклоняется от ответов. Одним словом, крепкий орешек — ничего не могу сказать.

Мерили отрезала кусочек от моего ростбифа.

— А как твой роман? О чем он?

Я прочистил горло.

— О последних нескольких годах.

— Ясно.

От Мерили словно холодом повеяло.

— И мне в этом романе, я так понимаю, отводится одна из главных ролей?

— Я пытаюсь разобраться в том, что между нами произошло.

— С твоей точки зрения.

— Ну это же мой роман.

— Ну да, конечно, — в ее голосе появилась резкость. — Что ж, я тоже напишу книгу. Свою. «Как я раз за разом выхожу замуж за мужчин, которые винят в своих бедах меня».

— Мерили, это неправда.

— Это несправедливо! Я делаю все, что в моих силах! Разве я такое заслужила?

— Послушай, я ни в чем тебя не виню. Но мне нужно написать о том, что между нами было. Разложить все по полочкам. Для себя. Мы ведь расстались из-за того, что я не мог писать.

— Да, конечно, все прекрасно, ну а то, что ты меня по ходу дела вываляешь в грязи — это досадные издержки.

— Я не собираюсь вываливать тебя в грязи.

— Значит, разденешь!

— Ну, если ты настаиваешь. Может, завязать официанту глаза?

— Не смешно! — огрызнулась она, полыхнув взглядом.

Лулу беспокойно заерзала на коленях у Мерили, глядя то на нее, то на меня.

— Похоже, разговора по душам не получится. Наверное, было глупо рассчитывать на другое.

— Пожалуй, ты прав. — Она положила на тарелку вилку и нож. — Погоди, Хоги. Давай не будем, а? Стоит ли говорить о прошлом, о будущем? Почему бы просто не насладиться моментом, не получить удовольствие?

На мгновение я утонул в ее зеленых глазищах.

— Попытка не пытка.

— Вот и договорились. Но для начала мне нужно задать тебе очень важный вопрос.

— Какой же, Мерили?

— Что у нас на десерт?

Нам подали бесстыдно огромную порцию пирога со свежими взбитыми сливками, а в завершение трапезы — кофе и портвейн.

Затем мы отправились на прогулку. Мерили шла, взяв меня под руку, широким шагом, как и я. Лулу со счастливым видом трусила в метре впереди нас. Она, видимо, считала, что показывает нам дорогу, и была столь поглощена этим занятием, что не заметила слежку. Меня, конечно, не назовешь спецом в этом деле, я вам не рыцарь плаща и кинжала, но все же готов поклясться — за нами кто-то шел, держась на расстоянии полквартала.

— Хоги, тебе не кажется, что мы одна из тех жутких парочек, что вечно ссорятся, но не могут друг без друга?

Вопрос застал меня врасплох, но порадовал. Я и не подозревал, что мы с Лулу еще хоть что-то значим для Мерили.

— Мы никогда не ссорились в Лондоне, — заметил я.

— Вот именно! — воскликнула Мерили, сжав мне руку. — Давай зайдем куда-нибудь выпить?

— С удовольствием.

Она думала, что мы отправимся в «Энглси» — чудный старый паб на Селвуд-террас с грубыми дощатыми полами. Как же чудесно нам там было во время медового месяца! Однако я провел Мерили мимо, направившись к неброскому пабу, который держала одна семья на Олд-Бромптон-роуд.

Там было многолюдно, накурено и пахло пивом и жареной рыбой. Посетители, в основном простые работяги, проводили нас внимательными взглядами, когда мы направились к барной стойке. На меня пялились из-за смокинга, а на Мерили — просто потому, что она Мерили. Себе и своей спутнице я взял по пинте «Гиннесса», а Лулу — порцию копченой пикши. Мясное меню «Голодной лошади» ее не заинтересовало. Когда перед нами поставили кружки, мы чокнулись и жадно припали к ним. Поставив кружку на барную стойку, Мерили деликатно отерла пену с верхней губы и, как мне показалось, тихонько икнула. Моя бывшая супруга прекрасна решительно во всем. Икает она тоже изящнее всех на свете.

Следующие две кружки пива проставил бармен за счет заведения в обмен на автограф, который Мерили с превеликим удовольствием дала. Протянув ему подписанную салфетку, она указала на табличку, висевшую над баром.

— Скажите, а почему сегодня у вас «Вечер в птичнике»?

Бармен от смущения покраснел:

— Видите ли… это потому…

— Почему же? — Мерили не хотела уступать.

— Каждая цыпочка… получает по петушку…

— Прекрасная традиция, — отметил я. Взяв кружку, я обернулся, чтобы отсалютовать ей собравшимся и заодно посмотреть, нет ли среди них какой-нибудь подозрительной личности с бегающими глазами. Таковой в пабе не оказалось.

Три бледных работяги с пудовыми кулаками в конце барной стойки купили нам третью пару пива. Мы угостили их в ответ. Затем я решил, что пришла пора размять ноги.

— Как насчет… — я показал на крошечную площадку рядом с музыкальным автоматом.

— Я уж думала, дорогуша, что ты меня так и не пригласишь.

Я выбрал песню и заключил Мерили в объятия. По ее телу прошла легкая дрожь, когда в динамиках зазвучал голос Рэя Чарльза, поющего Georgia on My Mind. Это была наша песня. Под нее мы кружились на нашем первом свидании в клубе, принадлежавшем одному поляку, бывшему матросу, на углу Первой авеню и Девятой улицы, кружились, опьянев от перцовки и друг от друга. А после отправились домой и полтора месяца не вылезали из кровати.

Мерили смотрела на меня сверкающими глазами: — Откуда ты знал, что здесь есть эта песня?

— Очень просто. Обошел все пабы с музыкальными автоматами в радиусе десяти кварталов.

— Романтический ты дурачок.

— Отчасти ты права.

— Отчасти? И в чем же именно?

— Тсс…

Мы медленно кружились, щека к щеке. От Мерили исходил аромат мыла с маслом авокадо «Крабтри и Эвелин». Ее запах. И заветная тайна. Она никому не говорила, что пользуется этим мылом, иначе бы модные журналы тут же бы раструбили этот секрет на весь свет, и в результате Мерили стала бы пахнуть как все американки.

Когда Georgia on My Mind подошла к концу, Нэт Коул спел нам Don’t Get Around Much Anymore, Джо Уильямс — In the Evening, а Мел Торме — Blue and Sentimental. He самая обычная подборка для музыкального автомата.

— Мне не хотелось