Искатель, 1998 №6 - Сергей Трубин Страница 13

— Значит считаешь, параллели налицо? — спросил с интересом слушавший Калинов, взболтнув пиво в очередной опустошаемой им банке. — Ничего не изменилось с тех пор?

— Посуди сам, — пожал плечами Дмитрий. — Умение считывать событийные астральные клише, «отпечатанные» во времени, нынче красиво называется ясновидением и яснослышанием. Распространенное в последнее время в России «вселение беса», половое сношение с нечистой силой и тому подобная мерзость описаны в главе «Инкубизм», что по определению есть сношение человека с материализованной лярвой чувственности…

— А сами лярвы?..

— Хм… Включи телевизор, посмотри подольше некоторые каналы на уикэнд после полуночи, сходи на видеорынок, загляни на газетные развалы… А распространенные ныне стрип-шоу, а так называемый «досуг» с девочками, а то и мальчиками по вызову? Ведь газеты сейчас подобные объявления помещают открыто!.. Разве это вопрос — как и кем навеваются лярвы россиянам, особенно молодым?.. И — пошли косяком зверские изнасилования, пошли «голубые» игры, пошел распад семей! А семья, между прочим, ячейка общества. А общество — строитель собственного государства, если вести речь, разумеется, об адекватном государстве, призванном защищать это общество, способствовать его процветанию. Экстраполируем — получаем тенденцию распада общества и государства!..

Оба помолчали.

— Н-ну, хорошо. А… выход? Выход там тоже обозначен?

— Вполне! — энергично кивнул Дмитрий. — Эгрегор! — Он по-роговски поднял вверх указательный палец. — Нашей общности нужно создать свой эгрегор! Пусть православный (церковь будет только «за»), пусть языческий с нашими древними «природными» богами, пусть некий евразийский, противопоставляющий чуждым российской ментальности западным ценностям наши исторические традиции — неважно! Главное, чтобы большинство он привлек своей целостностью и чистотой помыслов, чтобы люди в массе своей активно начали формировать и затем подпитывать его — в молитвах ли, в иных ли ритуалах. Но это будут наши, чистые, жизнеутверждающие ритуалы!..

Калинов прищелкнул языком.

— Красиво говоришь, чертяка! Прямо как поэт! А если серьезно, я рад, что удалось помочь тебе хотя бы в теории. Готов и на практике, если обозначишь задачу.

— Может, и обозначу. Потом.

— Потом так потом, — пожал плечами Игорь. — Есть предложение сменить тему, дабы расслабиться. Поговорим о женщинах, а? Хотя бы с учетом того, в здании с каким славным историческим прошлым мы находимся? И почисть, наконец, воблу, лентяй! Вот она, в газете завернута.

— Добро, старик! — засмеялся Лунников. — Женщины и вобла — это то, что нам сейчас нужно!

И он принялся за работу.

КАФЕ «ЗУРБАГАН»

«Засыпает синий Зурбага-ан, о-о-о, о-о-о!..»

Гнусавый фальцет Владимира Преснякова выводил романтические рулады, рисуя перед посетителями одноименного кафе пейзаж приморского городка, рожденного фантазиями Александра Грина.

В реальной бухте Жемчужного, однако, не стояли на рейде барки и бригантины. На набережной не пахло смолой и рыбой, не просматривалось задумчивой влюбленной девчонки, машущей вслед кораблю…

С веранды кафе, в котором каждый Божий день звучала эта песня, открывался вид на небольшой благоустроенный причал. Рядом с ним сновали юркие, с мощными моторами, катера, принадлежащие преимущественно новым русским.

Вот к пирсу подрулила белоснежная остроносая посудина, до этого резво бежавшая на подводных крыльях по бирюзовой глади бухты. Не успев погасить скорость, ощутимо чмякнулась правым бортом в гирлянду автомобильных покрышек, «украшавших» в качестве кранцев боковину причала.

— Ты чо, оба-алдел, в на-атуре? — прикрикнул на рулевого пассажир, судя по всему владелец катера, которого инерция движения едва не выбросила при ударе из плавсредства. — За-аставлю заново на-азвание писать!

Сергей Горюнов, смаковавший за ближайшим к причалу столиком прохладный белый мартини, невольно усмехнулся: возмущенная реплика судовладельца выдавала яркий, с протянутым, акцентированным «а», московский диалект. Название катера, между тем, не пострадало: на борту оранжево полыхали четкие восемь букв «ДЯДЯ БОРЯ». Нормально, подумал Сергей, типичный стиль «братвы» обзывать свои фирмы, лавки, транспортные средства…

«Дяде Боре», который вышел, пошатываясь, на причал, было не более тридцати. Рыхловатая фигура, наметившееся брюшко. На голове — бейсболка с какой-то импортной надписью. «Дядя Боря» — удивительно, что без каких-либо новомодных темных очков — как кот щурился на солнце.

Горюнова он интересовал постольку-поскольку. Его агент, прошерстивший состав завсегдатаев «Зурбагана», отозвался о «дяде Боре», а точнее о Борисе Филипповиче Мурыжном, как о самодовольном ограниченном нуворише, начальный капитал которому был фактически презентован его папой, в недалеком прошлом — высокопоставленным комсомольским работником. Папа же разбогател в начале процесса приватизации, благо было что приватизировать из недвижимости центральных органов приснопамятного ВЛКСМ.

Борис Филиппович, абсолютно не имея коммерческой жилки и будучи от природы ленивым, оборачивал свой капитал откровенно криминальными методами: под крышу своей фирмы он «выписал» спортсменов из числа старых приятелей по детским играм, которые к тому времени уже «доили» целое созвездие «комков» в одном из столичных парков. Легализовавшись у «дяди Бори», новоявленные «быки» занялись «дойкой» с удвоенной силой. Однако очень скоро лакомые ларьки ушли под чью-то солидную крышу. Спортсмены Бориса Филипповича, оказавшиеся не приспособленными к более интеллектуальным способам наращивания капитала, были нещадно биты при разборке, при этом один из них получил огнестрельное ранение.

Мелкий рэкет пришлось оставить. Спортсмены, адаптируясь к суровым условиям конкуренции на криминальном рынке, изыскали какой-то иной способ пропитания. Какой именно, агенту выяснить не удалось. Ходили слухи, что «дядя Боря» все же посолиднел, открыл пару спортивных секций, под крышей которых вызревали профессиональные киллеры. Правда ли это, наветы ли — неизвестно, но бизнес Борис Филиппович, несмотря на свою ограниченность, держал, а в Жемчужном пропадал в общей сложности дней по тридцать в году.

Больше Горюнова интересовал сосед Мурыжного по номеру в гостинице. Именно на него обратил внимание оперативный источник Сергея. Завен Джамалян старался ничем не выделяться среди постояльцев гостиницы и завсегдатаев кафе. С «дядей Борей» поддерживал, судя по всему, не только соседские отношения. Они часто появлялись на людях вместе, при этом обменивались репликами как старые приятели — негромко и небрежно, не глядя друг на друга, почти не раскрывая рта. Человек — близкая связь агента Горюнова, тусующийся в «Зурбагане» уже не первый год, уверял, что пару лет назад в разговоре, который вел Джамалян за столиком кафе с хорошо одетым мужчиной, неосторожно проскользнула странная фраза Завена: «У меня сегодня есть свободный киллер».

Так или иначе, Сергей за пять дней пребывания в Жемчужном не увидел иных «кандидатов» в диспетчеры, не почувствовал их. Выходить надо было на Джамаляна.

Борис Мурыжный плюхнулся толстым задом на вращающийся стул недалеко от стойки. Небрежно щелкнул пальцами, унизанными дорогими перстнями:

— Никита, джин с оранжадом!

Сухопарый официант услужливо подбежал к «дяде Боре» и поставил перед ним