Ошибка исправлена - Елена Иосифовна Селиванова Страница 11

— То, что сказал следователь, все правда, — взволнованно произнес Еремин, чувствуя, что краска стыда густо покрывает лицо. — Я подтверждаю его слова. Прошу только об одном, поверьте мне, что с того времени я ничего плохого не делал и никогда больше в жизни не сделаю!

— Как ты решился украсть машину бетона? — раздался четкий голос.

— Накануне я не использовал один талон, по которому должен был получить бетон. Про этот талон никто из мастеров «Ферростроя» меня не спросил, а дали новые талоны. Я получил бетон и не знал, что с лишней машиной делать. Если привезу на стройку, спросят, откуда лишняя машина. Подумают, что я сам делаю талоны. Начнутся неприятности. И я решил продать бетон. Тут же подвернулся покупатель. А остальные машины мне просто жалко было выбрасывать. Привезу на участок, а там то опалубка не готова и некуда бетон из кузова вылить, то кран сломался. Мастер отметит мне, что я привез бетон, и потом говорит: «Не можем мы сейчас использовать раствор. Вези на свалку, а то он у тебя в кузове застынет». Я увозил, но не на свалку, а все тому же застройщику!

— Мне кажется, все ясно! — опять поднялся Нехлебов за столом президиума. — Кто хочет высказаться?

Слово для выступления взял шофер Хомяков. Он поднялся и, не выходя к столу президиума, начал:

— Я знаю Еремина хорошо и для тех, кто его не знает, могу сказать, что Еремин не из плохих. Но то, что он сделал, это уже плохо. Расхищать нашу государственную собственность никому не позволено.

Хомяков сел и сразу же раздалось несколько голосов: «Правильно! Правильно!» Андрею сделалось душно, и он непослушными, дрожащими пальцами стал расстегивать телогрейку. Нехлебов поднял руку, восстанавливая тишину.

— Слово имеет механик Асюков! — сказал он.

— То, что совершил Еремин, накладывает пятно на весь наш коллектив. Сможет ли Андрей смыть это позорное пятно? Я думаю, сможет. Только честным трудом сможет он смыть свой позор.

— Товарищи! Разрешите мне высказаться! — встал из-за стола президиума Нехлебов. — Вы знаете, что, когда милиция раскрыла преступление, совершенное Ереминым, он был арестован. Потом следователь освободил его, взяв с него подписку о невыезде, очевидно, не считая его конченым человеком. Так, товарищ Елизаров? — повернулся он к следователю. Александр Ильич кивнул утвердительно. — Я разговаривал с Ереминым после освобождения из-под ареста. Видно, что человек сильно переживает. И я уверен, что он никогда в своей жизни не совершит такого! Думаю, что он честно проработает у нас до самой пенсии!

Когда Нехлебов закончил свое выступление, гул одобрения прокатился по залу.

«Просят за меня, верят!» — радостно подумал Андрей, чувствуя благодарность к товарищам. В ушах появился легкий звон, сквозь который до сознания Еремина долетали отдельные слова выступающих.

— Товарищи! Я как начальник гаража, — говорил Герасимов, — хорошо знаю Еремина и ничего плохого о нем сказать не могу. Он у нас хороший производственник. Ему как лучшему шоферу мы дали новую машину. Тому, кто думает, что можно рассчитывать на выручку коллектива, если совершишь преступление, я хочу сказать одно — это неправильный расчет. Коллектив может ходатайствовать лишь за того, кому верит. За Еремина мы можем поручиться. Он нас не подведет. И если прокуратура пойдет нам навстречу…

«Не подведу, не подведу, клянусь!» — хотел крикнуть Андрей, но у него не хватило смелости. К столу президиума вышел секретарь партийной организации гаража механик Киселев.

— Коллектив должен воспитывать людей, теряющих почву под ногами, — говорил он. — Но нужно обращать серьезное внимание на то, как сам человек смотрит на руку помощи. Еремин готов искупить свою вину отличной работой и просит нас поверить ему. Я думаю, что ему можно протянуть руку помощи. Но пусть это обсуждение будет уроком не только одному Еремину, но и другим, кто полагает, что можно разбазаривать народное добро. Закон за это строго карает.

Собрание приняло решение: просить прокуратуру отдать Еремина на поруки.

Рабочие уже расходились, когда Елизаров, подозвав к себе Еремина, пригласил его завтра утром зайти в прокуратуру.

На следующий день следователь объявил Еремину постановление о прекращении дела и передаче Андрея на поруки коллективу гаража.

— Не забывайте, Еремин, что это дело мы всегда можем возобновить. Все зависит только от вашего поведения!..

Г. ФИЛИМОНОВ

Поверили

Слесарь Николай Степанов снова запил. Вот уже несколько дней на этой почве у него разлад в семье. Не проспавшись от винного угара и выпив утром, на похмелье, еще стакан водки, он явился на работу с опозданием. Покачиваясь из стороны в сторону, проходил он по цеху. Его товарищи давно уже приступили к работе. Они осуждающим взглядом смотрели вслед пьяному Степанову.

— Степанов! К директору! — донеслись до Николая слова начальника цеха.

В кабинете директора ему было объявлено:

— Придется расстаться с тобой, не дорожишь ты производством. Ранее я уже налагал на тебя взыскания, но ты опять нарушаешь дисциплину. Вот приказ об увольнении, — закончив разговор, Илья Петрович Размахов предложил ему расписаться.

С тяжелым сердцем вышел Степанов от директора. Что и говорить, приказ правильный. Сам виноват. Но вот как расстаться с коллективом, где проработал четырнадцать лет? «И куда ж теперь идти? Кому нужен пьяница?» — думал про себя Николай.

Между тем рабочие, знавшие о приказе директора и понимавшие настроение Степанова, небезразлично отнеслись к судьбе товарища.

— Постой! — вдруг услышал Степанов. Оглянувшись, он увидел рабочих и с ними председателя завкома Федора Яковлевича Рубцова.

— Зайдем к секретарю парткома, — предложил Рубцов.

У секретаря состоялся короткий, но горячий разговор. Рабочие говорили: директор поступил по закону. Он по-своему прав. Но все-таки следует поинтересоваться: что случилось с человеком? Надо же помочь ему! Ведь без коллектива Степанов пропадет. Тут вспомнили, как двенадцать лет назад его тяжело ранили грабители, пытавшиеся обокрасть склад завода. Жертвуя жизнью, он спас тогда имущество. Грабители ничего не унесли. Ведь тогда Николай совсем не пил.

Рабочие внесли предложение: Степанова с завода не увольнять, а обсудить его поведение на товарищеском суде.

— Мы постараемся помочь ему осознать свою ошибку, — уверяли они секретаря парткома Михаила Георгиевича Орлова.

— Ну что ж, пожалуй, вы правы, — сказал Орлов. — Только судить надо крепко. Пусть поймет свою вину и прочувствует.

— Не беспокойтесь, суд будет настоящий, — отозвался председатель товарищеского суда Волгин.

А на следующий день в