На краю пропасти - Юрий Владимирович Харитонов Страница 67

Две фигуры на глазах отставшего Кондрата, который потратил время, чтобы оглянуться, влетели в противоположную дверь, скрывшись от Кондратьева. Боец поднажал, на спине подпрыгивал рюкзак с гранатами и динамитом, а сзади, из бокового прохода, выскользнул местный. Он присел на колено и прицелился… Попал прямо в рюкзак, отчего тот сдетонировал, разорвав Кондрата и ближайшие метров двадцать деревянных конструкций в клочья.

Гром рухнул на деревянный пол, сверху навалился мужик, и враги, сцепившись, покатились. Пистолет отлетел куда-то, широкий армейский нож не достать — в голенище «берца». Гром схватил противника за руки, в одной из которых сверкнуло широкое лезвие. Мужчины ещё несколько раз перевернулись, сшибли парашу, отчего ведро загремело по полу, расплескав содержимое, и, наконец, замерли в одном положении. Гром снизу, враг верхо́м с направленным на Олега лезвием. А в глаза бросилось бельмо противника, блестящее в слабом освещении не хуже, чем у волка. Гром елозил под одноглазым, удерживая его руки с ножом на расстоянии и стараясь скинуть с себя, но не удавалось. Лезвие медленно приближалось к правому глазу, Гром зарычал от напряжения, но нож был всё ближе.

Вдруг все вокруг вздрогнуло от взрыва. Противников завалило обломками досок и окатило горячим воздухом, одноглазого сбросило с Грома и швырнуло к стене. Олег врезался головой в кровать и отключился.

— Нет! Не тронь её! — голос сопляка был высоким, словно парню не восемнадцать лет, а намного меньше… Этот утырок цеплялся за руку не хуже обезьяны, у которых, как известно, особое строение кисти.

— Отвали! — Олег бьёт наотмашь, герой падает в мокрые опавшие листья. Осень удалась в этом году, раскрасила листья множеством ярчайших красок, которые ещё не успел смыть дождь.

«Как же его зовут? — мелькает мысль. — Он с параллельного курса, с кафедры вирусологии. А и чёрт с ним!»

— Рита! Пойдём со мной! — Олег вновь хватает девушку за руку. — Я люблю тебя!

— Отвали! — она и в гневе прекрасна! Белая матовая кожа, огромные карие глаза, надутые от обиды алые губки, пышные каштановые волосы и слегка раскрасневшиеся от возбуждения аккуратные щёчки. — Ты не понимаешь? Мы гуляем!

— С ним? — Олег указывает на дохляка, поднимающегося с земли и отряхивающегося от листьев. — С этим… чмошником? Потёмкин! Ты же лох! Скажи ей об этом!

— Сам ты… — от обиды Игорь разбегается и пытается толкнуть Громова. Тот — его ровесник, только выглядит намного крепче и взрослее. Недаром несколько поколений военных докторов в семье. Олег успевает схватить хлюпика за шкирку и отступить, направив дальше по траектории. Потёмкин пролетает мимо и врезается в кучу листьев, наметённую дворником с утра.

— Да что ты делаешь? — Рита подскакивает и начинает бить маленькими кулачками в грудь. Это совсем не больно. Он хватает её за локти, сжимает, крепко встряхивает, чтобы она остановилась, пытается достучаться.

— Рита! Милая! Идём со мной, что этот… прости Господи… может дать тебе? Да он даже не способен постоять за тебя!

— Не твоё дело! Это моя жизнь! Отвали! — она вырывается и порывается отойти, но Олег бросается следом, хватает, разворачивает и целует. Рита же хочет освободиться, но не может. И тогда…

Громов ощущает удар чем-то тяжёлым по спине. Отпускает Риту, разворачивается — это он. В руках у Потёмкина сломанный сук, которым парень вновь замахивается. И Олег от злости бросается вперёд. Хватает палку, вырывает из его рук и наносит Игорю удар в челюсть, но не даёт упасть, берёт за воротник и вновь бьёт… и снова… Лицо его заливает кровь, много крови, море…

Сознание вернулось слишком быстро, пронзая голову сильной болью. Олег медленно встал, скидывая с себя обломки дерева. Через развороченные стены виден коридор, кое-где горят доски, освещая руины, оставшиеся от жилищ.

На месте коридора, где недавно пробегал Олег, ничего нет. Словно взрыв выгрыз из поселения шар объёмом в пять метров, а далее — фрагменты комнат и коридоров на два этажа вверх и вниз, ощерившиеся, словно зубами, изломанными и обожжёнными досками, выдранными металлическими листами и несколькими телами людей, не вовремя находившихся в зоне взрыва.

Одноглазого завалило обломками, из-под них выпала рука и растеклась лужа крови. Она медленно расползалась вокруг ноги Олега и капала в образовавшуюся про́пасть. На одной из стен висел изогнутый АКСУ, наглядно указывая Грому, что причина и жертва катастрофы — Кондрат, а вернее — взрывоопасное содержимое его рюкзака. Покойся с миром…

Мужчину покачивало, в ушах звенело, но не было времени отдыхать. Потёмкин вполне может скрыться, а деревянная конструкция вот-вот рухнет: треск дерева и пошатывание пола становятся все ощутимей.

Олег, прихрамывая, пошёл по коридору в ту сторону, где видел силуэт в плаще. Нужно догнать, нужно схватить. Потёмкин… сука!

* * *

Юрий Соколов некоторое время ещё наблюдал за крышей, но, знать, любопытный идиот, так удачно подставившийся под пулю, на самом деле мёртв. Кто же высматривает стреляющего, когда убивают рядом стоя́щего человека? М-да… Но внутри появилось туманное чувство, будто всё очень просто получилось. Сокол за несколько мгновений снял караульных с крыши; Гром, судя по грохоту, удачно вломился в обитель выживших и до сих пор хозяйничает там, так как стрекот «Печенега» почти не стихает. Как-то неправильно. Нечасто судьба и удача настолько благоволят людям. Особенно последние двадцать лет.

Но нужно сворачиваться и догонять вперёд ушедших. Сокол ещё раз сквозь оптику осмотрел крышу здания — никого, встал с удобного холмика и огляделся: дорога впереди, покинутая деревушка сзади, по правую руку — всё ещё покрытая туманом дамба водохранилища, а после дамбы — речка. Он поднял на лицо чёрный платок и зашагал к заводскому зданию, словно корабль, плывущему по туману.

Странно было входить в это белёсое облако, стелящееся по земле, будто и не по твёрдой почве идёшь, а где-то в небесах. Всё вокруг расплывчато и нереально, тёмные силуэты возникают по сторонам, иногда пугают похожестью на что-то. Искривлённое дерево, дорожный столб или старый автомобиль — всё искажается и превращается в причудливых чудищ, и создаётся ощущение, что они живые. Настолько сильно туман изменяет знакомые очертания предметов.

Вот вроде человек. От лёгкого перемещения воздуха он колышется. Опять, наверное, какой-нибудь пень