За темнотой моих век - Евгений Сергеевич Никитин Страница 17

именно он и сконфузил двадцать с лишним юных мужей на пару минут. Ведь цена одного огромного экрана была равна почти двумстам тысячам, а количество таких экземпляров в одном большегрузе составляло примерно под пятьдесят единиц. По факту к нам на светский раут полным ходом шло пять повозок, и стоимость каждой, если не учитывать будущие издержки черного рынка, исчислялась десятью миллионами. Для нас это были легкие, даже лихие, быстро заработанные деньги… Как-никак, не было у нас многоходового плана имеющего свои нюансы, как это было присуще стандартным нашим делам. Так же мы не имели ответственности за результат перед самими собой и, тем более, никаким образом не обязывались перед старшими за это деяние. Конкретно в те пару суток мы превратились в обычных разбойников с большой дороги, ратующих на удачу и самих себя…

— Едут, — Серый выбросил остатки уже выкуренной сигареты и, включив неоновую подсветку на палочке поддельного сотрудника дорожной инспекции, уверенным шагом вышел на дорогу. — Приготовьтесь, я торможу его.

Как только прорезающий летнюю ночь свет фар фуры распознал мнимого сотрудника патрульной службы, мы, оставшиеся в машине на обочине, одухотворённо услышали, что водитель начал сбрасывать скорость и уже послушно принялся оттормаживать тонны металла.

Тотчас же после красочного представления офицером от Серого мы тайно окружили кабину водителя, и я нанес ему свой визит через пассажирскую дверь, пока он преспокойно тыкал нашему переодетому другу свои документы в лицо.

— Доброго вечерочка, — я резво ворвался в кабину и, наставив пистолет перед телом шофера, попробовал ему без лишней жестокости и пустой болтовни объяснить, что не стоит переубеждать нас в наших действиях, а тем более им препятствовать. Но водители-дальнобойщики — это непростой контингент людей, и, сообразно всем им, конечно же, наш решительный индивид, смело выхватив из под своего сиденья арматуру, нанес мне два непоправимых удара в район открытых для увечий рёбер. И поверьте, он бил бы и бил меня, пока силы его не канут, если бы Серый и остальные парни не вытащили буйного защитника груза из кузова и не уложили упрямым лицом в асфальт. — Вот тварь! — Залившись гневом, неистово закричал я, крепко сжимая зубы от неугасающего ощущения соприкосновения моего тела с железной палкой.

— Куда вы лезете, гоблины! — Рычал мужик, дергаясь и беснуясь в слюне, до самого конца борясь с теми, кто удерживал его. — Вы хоть знаете, чей это груз?!

— Номера воткнули? — Спросил я, наперекор своей боли, когда еле вылез из кузова, чуть согнувшись в талии. — Езжайте, документы внутри..

— Ты в порядке? — С бережной тревогой в голосе задал вопрос Серый, и когда я отмахнулся рукой, он озабоченно кивнул на шофёра.

— Я разберусь, — стараясь не задавать себе резких движений, я стукнул тыльной стороной кулака по кузову, отправляя фуру в путь и подобравшись к уже бывшему водителю на асфальте, быстрым, и к сожалению, болезненным для меня рывком поднял его за шиворот на ноги. — Иди в лесополосу, или я пущу тебе пулю в башку.

— Ребят, ну не надо.. — Голос мужичка, почувствовав дуло у почки, резко размяк, а голова так и закрутилась то на Серого, то на меня, щенячьим выражением лица, призывая нас к пощаде.

— Сопровождайте груз, — скомандовал я Серому и подтолкнул стволом пистолета в спину что-то бормочущего пленного. — Езжайте говорю!

— А ты? — Серый, супротив своему желанию, начал отступать спиной к внедорожнику на обочине.

— Управлюсь с этим, и парни меня подберут.. — Я так и не обернулся к своему другу, зная заранее, что он выполнит указание, и вскоре, через пару секунд, мы, уже вступившие вдвоем в лесополосу, услышали свист резины об остывший, всего лишь на короткую летнюю ночь, иссушенный асфальт…

— Вы убили этого человека? — Сосредоточенный и затаивший дыхание доктор прервал меня, кинув на меня такой прищуренный взор, будто он был когда-то давно верящим в своего ребёнка родителем, а я вконец испорченным подростком, разрушившим в один миг все его надежды. Словно был юношей, которого, скажем так, уже почти не осталось в его глазах.

— Нет, вы точно из силовых структур, — я попытался перевести его ковыряющий, сверлящий до недр взор в шутку, но он, никак не среагировав, все продолжал выпиливать взглядом дверь моих глаз. — Скажите, убийство человека является глупостью, или, может быть, большей глупостью было бы признание в этом деянии совсем незнакомому человеку?

— Ник, я не собираюсь бежать в полицию с доносом, и тем более я не подхожу на роль того, кому вас судить. Я всего лишь ваша книга воспоминаний, которые вы записываете в меня, дабы найти ответы и переосмыслить свою жизнь.. — Его лицо замерло в тяжкой форме гарантии своей немоты, и мне уже казалось, что я готов ему поверить, но взгляд, его взор скрытого осуждения гремел во мне тревогой, и она, требуя закрыться от мира, спрятать пережитое глубоко внутри бесконечной библиотеки сознания, била взволнованным тактом моего сердца в груди.

— Я не убил тогда этого человека, — вымолвил я без какой-либо гордости и, опустив глаза, со всей непонятной, противоречащей моим чувствам фрустрацией, продолжил рассказывать ему правду. — Мы шли минут пять вглубь этого пролеска, стараясь как можно дальше удалиться от трассы…

Мужичок этот все никак не умолкал, он вещал, тараторил, как ненормальный, рассказывая мне о своей пройденной жизни. Описывал своих дочек, их каверзные совместно пройденные истории, погружал меня в уморительные и беззаботные дни семейной жизни. Он подробно излагал, как влюбился в свою будущую жену и мать своих детей, как они знакомились, как со скоростью света расцветала их жизнь, превращаясь в еще один цветочек на бесконечной поляне семейных надежд. Я слушал, хоть и делал вид, что мне наплевать, с каменным лицом, превозмогая боли меж ребер, я очень внимательно слушал, понимая, что мне такая жизнь уже не нужна, что такому, как я, она уже перестала светить ярким и теплым лучом на горизонте событий. Осознавая все это, я также видел картину, полностью противоположную этой, как меня, подобно ему, ведут в глубокую чащу, и я все с тем же булыжником вместо лица, иду на смерть без единого звука..

— Встань здесь, — приказал я ему, и он, от испуга передернувшись в коленях, исполнил команду. — Жить хочешь? — Голова мужика судорожно закивала. — Тогда не шевелись.. — И тотчас я вколол в его плечо заранее приготовленный раствор снотворного из шприца. Мужик, словно замертво, рухнул под дерево через пару секунд после инъекции и с невообразимой мощью захрапел. Это было так громко, что мне пришлось переворачивать его тело на бок, аккуратно укладывая вокруг ветки кустов