Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016) - Александр Андреевич Кузнецов Страница 26

режимами. Вместо того чтобы решать эти серьезные проблемы, некоторые представители арабской элиты пытаются сделать из Ирана «козла отпущения» за все беды и неурядицы, которые переживает регион. Мусавиян отмечает, что Иран вовсе не желает уничтожения нынешней политической системы в КСА, понимая, что «в случае, если дом Сауда уйдет, его место займет дом Ваххаба», то есть опасаясь появления террористического государства на месте нынешней КСА. По словам автора, «народы Ирана и стран ССАГПЗ обречены географией на то, чтобы жить вместе навечно. Они должны извлекать выгоды от совместной жизни в мире и гармонии». Для этого он предлагает ряд мер доверия, которые помогут разрядке напряженности в регионе Персидского залива. Во-первых, повышение взаимопонимания и сотрудничество в решении региональных проблем. Во-вторых, введение режима нераспространения оружия массового поражения и объявление Персидского залива регионом, свободным от ядерного оружия. В-третьих, обмен военными делегациями и контакты в сфере безопасности. В-четвертых, подписание пакта о ненападении и создание совместных сил безопасности[178].

Таким образом, Саудовская Аравия за прошедшие 40 лет трансформировалась в региональную сверхдержаву с претензией на статус полюса суннитской уммы на Ближнем Востоке. Данному процессу способствовал ряд факторов. Во-первых, ваххабизм, являющийся государственной религией КСА и обладающий претензией на универсализм, достиг на рубеже XX–XXI вв. больших успехов в деле завоевания умов мусульман от Марокко до Индонезии. При этом данной ветви исламского вероучения присуща сектантская нетерпимость к другим мусульманским конфессиям, особенно к шиизму. Во-вторых, внешнеполитическим успехам КСА способствовал вакуум, возникший в ближневосточном регионе после ухода СССР в начале 1990-х гг. и дискредитации или ослабления светских националистических режимов в Сирии, Ираке и Египте. При этом ни партия Баас, различные фракции которой правили в Дамаске и Багдаде, ни наследники Гамаля Абдель Насера в Египте не смогли укрепить единство арабского мира или предложить региону внятную и привлекательную политическую доктрину. Апогеем арабского раскола стала конфронтация между баасистскими режимами Хафеза Асада в Сирии и Саддама Хусейна в Ираке, закончившаяся участием Сирии (правда, символическим) в военной операции «Буря в пустыне» в 1991 г. В-третьих, политические успехи КСА объясняются значительным экономическим и финансовым потенциалом, аккумулированным за счет нефтяного экспорта. В-четвертых, рост саудовского влияния в регионе стимулировался Соединенными Штатами. Отношения между КСА и Ираном никогда не были ровными, однако после конфронтации 1980-х гг., вызванной политикой экспорта исламской революции, проводившейся Тегераном, наступил период их разрядки (1990-е гг.), что создавало предпосылки для партнерства между двумя государствами. Он был прерван в 2005–2006 гг., когда саудовская элита увидела в Исламской Республике соперника за влияние на такие арабские государства, как Ирак, Сирия, Ливан. Попыткой сдерживания иранского влияния стала поддержка вооруженной оппозиции в Сирии и попытки свергнуть законное правительство этой страны. Однако подобный курс не только не принес результатов, но и вызвал усиление позиций Тегерана в регионе и образование оси Тегеран – Багдад – Дамаск – движение «Хизбалла». Последующие события поставили ирано-саудовские отношения на грань конфронтации.

При этом ряд факторов способствует существенному ослаблению Саудовской Аравии и снижает «конкурентоспособность» королевства по сравнению с Ираном. К ним относится, во-первых, низкий военный потенциал КСА, что показала военная операция в Йемене. Несмотря на значительные масштабы закупок американского вооружения, Саудовская Аравия не может в одиночку вступить в военный конфликт с Ираном. Более того, для обеспечения собственной безопасности королевству необходима внешняя поддержка, и оно стремится получить ее у США, то старается организовать суннитский военный блок (арабское НАТО). Во-вторых, как показали события последних лет, у КСА нет искренних союзников в регионе. Египет и Пакистан (два наиболее сильных в военном отношении региональных государства), поддерживая отношения стратегического партнерства с Саудовской Аравией, тем не менее отказываются вступать в конфронтацию с Ираном. В-третьих, Саудовская Аравия в отличие от Ирана не уделяла до последнего времени значительного внимания вопросам науки и образования. В связи с этим ИРИ имеет явное превосходство в наличии высококвалифицированных кадров с высшим образованием (инженеров, врачей, специалистов в области оборонных технологий, экономистов). В-четвертых, Иран превосходит своего антагониста в вопросах внешнеполитического планирования. Внешнеполитические решения в КСА часто принимаются эмоционально, без предварительной проработки со стороны экспертов. В то же время в ИРИ существуют многочисленные экспертные и аналитические центры (Институт политических и международных исследований при МИД ИРИ; Центр стратегических исследований при Совете по высшей целесообразности принимаемых решений; научные институты при Тегеранском университете, университете Табтабаи, университете Имама Садыка). Исходя из этого, иранская дипломатия отличается большей подготовленностью и изощренностью.

Впрочем, не только Саудовская Аравия претендует на роль полюса и гегемона суннитского мира. В этом вопросе пальму первенства у нее оспаривают ряд других государств, в частности Катар и Турция.

§ 3. Катар как покровитель движения «Братья-мусульмане» в регионе

Политическое возвышение небольшого эмирата Катар началось по историческим меркам совсем недавно, во второй половине 90-х гг. XX в. Нынешняя правящая династия аль-Тани, которая возглавляет племенной союз Мидади, пришедший на полуостров Катар в конце XVII в. из оазисов Южной Аравии, изначально была племенем кочевников. Позже эти бедуины осели на берегах Персидского залива, в основном в восточной части полуострова. Они занимались рыболовством, скотоводством, ловлей жемчуга, выращивали финики. Одним из наиболее прибыльных занятий этих племен было пиратство. При этом предки нынешней династии нападали на торговые суда, идущие из Басры в Индию и Европу, а также на суда из Индии, доставлявшие шелк, ткани и пряности в Европу. Основатели династии аль-Тани ат-Тани были, таким образом, морскими разбойниками, пиратами. Когда их нападения на суда начинали беспокоить Великобританию, та присылала эскадру из Бомбея, где проживал британский резидент, отвечавший за район Персидского залива. Британские моряки бомбардировали городок Доху и близлежащие населенные пункты Аль-Вакру и Аль-Хори, высаживали десант. Таким образом британские власти заставляли шейхов племени аль-Тани подписывать обязательства прекратить морские разбои. Обычно действия таких договоров продолжались 5-10 лет, после чего все начиналось сначала[179]. При этом Мидади грабили и соседей, прежде всего Бахрейн, где ловля жемчуга шла более успешно. Морские разбойники грабили поселки бахрейнцев, насиловали женщин и скрывались у себя, поскольку расстояние между Катаром и Бахрейном небольшое. Бахрейнцы в ответ посылали карательные экспедиции. Собственно, часть нынешнего Катара исторически принадлежит Бахрейну. Это и район городка Зубара на северо-западе полуострова, и два острова между обоими государствами. В 2002 г., в том числе и при поддержке России, Международный суд присудил эти спорные территории Катару. Сами катарцы не скрывают, что они за это хорошо проплатили членам суда, как сделали это в соответствующих инстанциях и в ноябре 2011 г., когда Катар получил право на проведение международного чемпионата мира по футболу в 2022 г.