Дитя цветов - Константин Анхель Страница 3

была жажда дружбы и общения. Так, разобравшись, какие поступки в почёте, а какие – нет, я стал делать всё, чтобы заполучить хоть какое-то уважение. Спустя время я изменился и стал таким же, как все, но, по сути, отношение ко мне не изменилось – если только внешне, наверное, я лишь подражал. Так и оставался я «белой вороной», только теперь попав ещё и в немилость преподавателей и родителей. В то время отец стал возлагать на мои плечи ещё больше работы, свободного времени почти не оставалось, и я совсем перестал рисовать. Потом экзамены и поступление в колледж. Даже после окончания школы и смены места жительства ко мне относились так же, как и до того. И вот тогда я остался, как мне казалось, совершенно один в этом мире. Я постоянно думал о своей участи изгоя и никак не мог понять, почему именно так мне приходится жить. Что бы я ни делал – ничего не менялось.

На белом до того листе бумаги, под руками врача появились кое-какие записи. Отложив авторучку, он произнес:

– М-да… Не радостное у вас было юношество. Мне хотелось бы узнать ваши собственные предположения насчет того, в чём заключалась причина недружелюбия со стороны сверстников.

– Никто не хочет, чтобы его иллюзорное восприятие мира рушилось. Поэтому и сторонятся правды.

Врач взглянул на собеседника исподлобья, слегка приподнимая бровь. Эта фраза подтолкнула его к мысли, которую он отбросил раньше, когда хотел сделать первую запись, но остановился. Теперь–же он вновь взял ручку и вновь её отложил, не сделав пометку – его пациент ходил по лезвию бритвы. А в глазах Михаила поблескивал азарт. Он будто пытался перенести игру на свое поле. Перед врачом же стояла обыкновенная задача, заключающаяся в том, чтобы соблюдать дистанцию в разговоре и не пускаться философские дискуссии.

– Конечно, жизнь – штука несладкая, и всё же мне неясно, где спусковой крючок. Что у вас произошло перед тем как вы приняли решение уйти из жизни?

– Николай, разве ответ не лежит на поверхности? – надоело всё, устал. По правде говоря, я не стал бы жаловаться на жизнь, всё не так уж плохо: я много сплю.

– Юмор – очень хорошо. Вы, должно быть, знаете, что усталость от жизни снимается сменой обстановки, сферы деятельности, открытием для себя чего-то нового…

– Вот я и решил сменить мир. Почему нет?

– Ну зачем же так радикально? – произнес врач.

– Меня больше не держат мелкие моменты радости и подачки судьбы в виде внезапного везения и минутных передышек.

Врач вдруг осознал, насколько сильно Михаилу хотелось изменить мир к лучшему. Как и всем порядочным людям когда-то. Но кто захочет идти против собственной лжи?..

– Хочу вам, Николай, поведать об одной моей идее для картины, которую я так и не смог написать за долгие годы. Может, после этого вы поймете причину моего желания смерти. Так вот, представьте, что человечество, скажем, в лице двенадцати человек сидит за столом, изобилующим изысканными, превосходными угощениями, но у каждого человека связаны руки за спиной. Связаны таким образом, что помочь развязаться другому было бы очень легко. Но все они упали мордами в пищу, чтобы насытится. Выглядит жутковато и мерзко, согласитесь. Почему эти люди не помогли друг другу освободить руки? Ведь бантик развязать – не очень-то и сложно, правда, конечно, если есть желание помочь другому и себе впоследствии. Почему крохотная помощь для другого является непосильным трудом? Да потому, что они всех и вся не-на-ви-дят, – отчеканил он и, разведя руки в стороны, последовательно скрестив их на груди, откинулся на спинку кресла. – Эх, как жаль, что мазки ложатся на холст не так как я хочу. Просто невыносимо – ведь я бы мог стать превосходным художником…

– Нам суждено влачить своё существование сквозь мрак и зло, но нельзя же говорить о жизни в целом как о несправедливом и жестоком явлении. У неё ведь есть и светлая сторона. Не может же быть все полностью плохо или наоборот – абсолютно хорошо? Даже если рассматривать что-то конкретно. Дело в восприятии, оно и есть мир, в котором существуешь.

– Я не сказал, что жизнь несправедлива. Несправедливы лишь люди. Я говорю о тех, кто эту несправедливость вершат и после возмущаются, что к ним всё от небес до земли несправедливо. Жизнь справедлива, люди – нет в большинстве своём. О несправедливости вопят и те, у кого связаны руки за нашим столом. Конечно, можно перестроить свое восприятие так, чтобы нормально относиться к этой трапезе свиней, которые друг друга толкают, кусают и топят в грязи ради того, чтобы заполучить желаемый кусок! Можно видеть и жизнь иначе, закрывая на всё глаза. Но для чего? Человек может и ад принять за родной дом, если не осознавать, что это ад, если не верить в это. И только человек порядочный и зрячий оправдан в своем вечном горе.

– «Зрячий»?

– Тот, кто видит абсурдность социальных структур и ценностей. Я не антисоциален и говорю так, потому, как думаю, что вы меня поймёте правильно.

– Я понимаю вас, но мог бы поспорить.

– Спорить можно бесконечно. Я ответил вам на вопрос: «Почему»?

– И да и нет, – ответил Николай. По факту, Михаил дал ответ, но, по сути, не на то, что от него требовали. Человеку, прибегающему к лукавству крайне редко, обман удается куда лучше и по-настоящему филигранно в отличии от лжеца. Врач понимал, что собеседник – человек честный, и, если решил что-то утаить, то не имеет смысла выискивать, тратя на это долгое время, – все равно в какой-то момент удастся узнать то, что нужно. Почему-то именно тогда врач осознал, что ложь – причина сумасшествия в каком-то смысле и то, что жаждущий истины должен быть правдив в первую очередь с самим собой, и в первую очередь критиковать себя и свои мысли по строжайшим правилам монументальной правды.

– Вы, Михаил – бесчестный хитрец! – не удержавшись, с усмешкой произнёс врач. – Вы прекрасно понимаете мой вопрос, но ответ даёте, как бы сказать, не тот, который нужен. Вы используете самое бесчестное и отвратительное орудие лжецов! Не считаете ли, что именно из-за этого вы были для всех «белой вороной»?

– Да, я его использовал. Но только единожды. Хотел посмотреть на вашу реакцию, и она мне понравилась. С этого момента больше не будет подобной подлости.

– Уточняю ещё раз вопрос: что конкретно произошло у вас в жизни, что резко заставило её оборвать?

– Вы же понимаете, что я не дам ответа, пока не захочу. Позже узнаете.

– Ну,