Предатель - Эль Кеннеди Страница 19

Но на этот раз я проснулась в холодном поту и с огнем в груди именно из-за Фенна.

– Так ты себя чувствовала, когда поняла, что уже не выплывешь? – спрашиваю я маму.

Ответа я не получаю, потому что в комнату врывается бледный папа. За ним по пятам следуют собаки, которые тут же запрыгивают на кровать, чтобы изучить источник шума.

– Ты в порядке? – Он садится на край кровати, а я прислоняюсь спиной к изголовью. – Что случилось? Опять кошмар?

– Я в порядке, – бормочу я, уворачиваясь от его попытки отвести мне волосы с лица. Потом отталкиваю от себя морду Бо, который пытается лизнуть меня в щеку. Слишком много внимания. – Ты в курсе, что тебе необязательно каждый раз врываться ко мне так, словно меня жрут заживо подкроватные монстры?

– Ты бы только слышала свой крик, – немного обиженно говорит он.

– Я в порядке.

– Милая, может, пора еще с кем-нибудь поговорить?

И почему они всегда говорят «кто-нибудь», как будто пытаются спрятать таблетку в ветчине?

– Очередным мозгоправом? – фыркаю я. – Обойдусь.

– Не уверен, что бросать ходить к психотерапевту было хорошей идеей, – говорит он.

– Я попробовала. Мне не помогло. Я ничего нового не вспомнила.

– Но цель терапии же не в этом, Кейс. Мы не можем закрыть глаза на твой диагноз и просто надеяться, что он пройдет сам.

К черту мой диагноз. У меня ПТСР[3], я в курсе. Но разговоры об этом не облегчили ни одного симптома. Вспышки воспоминаний никуда не ушли. Кошмары. Приступы дикой паники, случающиеся посреди бела дня. Моя психотерапевт, доктор Энтони, прописала мне лекарства, но на них я была сама не своя, так что мы прекратили их пить. Даже иронично – они накачивали меня таблетками, чтобы ослабить посттравматические симптомы, в том числе приступы обездвиживающей эмоциональной пустоты, но от лекарств я онемела еще сильнее.

– Я не сяду обратно на таблетки, – прямо говорю я.

– А я этого и не предлагаю. Мне просто кажется, что тебе нельзя прекращать говорить о травме, – говорит он с тем видом, с которым обычно пытается меня в чем-то переубедить. – Если игнорировать ПТСР, могут начаться другие проблемы. Депрессия, расстройства…

– …пищевого поведения, – заканчиваю я. – Да, помню. – Отбросив одеяло, вылезаю из кровати. – Я в порядке, пап. Не в депрессии и не морю себя голодом. Так что хватит, пожалуйста. Мне надо в школу собираться.

За завтраком Слоан встревоженно косится на меня, пока я давлюсь папиным омлетом. На вкус ничего, но есть тяжело. И не потому, что у меня расстройство пищевого поведения, а потому что у меня нет аппетита. Живот крутит узлами после вчерашнего потрясения.

Фенн врал мне несколько месяцев.

Месяцев.

Держал меня за руку, обнимал, позволял рыдать у себя на плече. Слушал, какой ужасной была та авария. Как она разрушила мою жизнь. Я лишилась всех друзей. Школы. Репутации.

Да, я понимаю, что в самой аварии Фенн был не виноват – Слоан сказала, по записи на камерах ясно, что за рулем был не он. Но это никак не отменяет того факта, что он соврал. И что я могла умереть, лежа там, на холодном берегу, без сознания, истекая кровью из раны на голове.

Я могла умереть.

Опять чувствую на себе взгляд Слоан и запихиваю в рот последний кусок омлета. Нужно заканчивать с этим завтраком. Ни на что из этого у меня сейчас нет сил. Замкнутый круг чрезмерной защиты и агрессивной заботы, который случается каждый раз, как папа говорит сестре, что у меня опять кукушка поехала.

Дождавшись, пока папа уйдет, Слоан наконец-то озвучивает свои мысли:

– Эр Джей поговорил с Фенном.

Скрипя ножками стула по деревянному полу, я резко отталкиваюсь от стола и иду выкидывать остатки завтрака в раковину. Собаки бегут за мной в надежде, что что-нибудь упадет на пол, а оттуда – в их голодные пасти.

– Буду в машине, – бормочу я, выходя из комнаты.

Моя жизнь уже несколько месяцев не принадлежит мне. Все считают, что им можно в нее лезть или что они в ней за что-то ответственны. И все насильно пропихиваются в самый центр. И никто меня не слушает. Всем кажется, что мои слова – это загадка, которую нужно решить. А на самом деле иногда мне просто хочется, чтобы меня оставили в покое.

Но по дороге в школу Слоан не выдерживает.

– Знаю, ты не хочешь об этом говорить, – начинает она.

– Но ты все равно попытаешься. – Не отвожу глаз от лобового стекла.

– Ты говорила с Фенном?

«Пожалуйста, не уходи».

Сердце взвизгивает в агонии, вторя его мучительным мольбам, отдающимся эхом в моей голове.

Боже. Мне не забыть реку боли в его голубых глазах в тот момент, когда он просил меня не уходить. Но в то же время воспоминание лишь поджигает во мне искру ярости. Как он посмел на меня так смотреть? Как будто это я что-то сделала не так. Словно я какое-то преступление совершала, уходя прочь от его жалкой задницы.

– Я знаю, ты это из лучших побуждений, но у меня есть одна просьба, – говорю я, все еще глядя прямо перед собой. – Больше никогда не упоминай при мне имя Фенна. – От него жжет зубы и на языке становится кисло.

– Ладно… – Слоан косится на меня.

Знаю, ей хочется расспросить подробнее, но могу лишь надеяться, что по мне видно – это только на ее страх и риск.

– Но еще нужно понять, что делать с записью с камеры, – напоминает она мне. – Если мы не отдадим ее копам, то это может засчитаться как удержание доказательств или типа того. И потом, вдруг еще есть шанс выяснить, кто был за рулем…

– Да плевать мне, – бормочу я себе под нос. Я устала, мне тревожно, и я дико жалею, что не прикинулась больной и не осталась в кровати.

День еще начаться толком не успел, а я уже мечтаю, чтобы он скорее закончился.

– Что говоришь?

– Говорю, что мне плевать, – повторяю громче. – Плевать, кто там был за рулем, вообще на все плевать. Удалите видео, мне все равно. Я устала от всего этого. Хочу жить дальше и забыть это, как страшный сон.

– Кейс.

Слоан ошарашенно смотрит на мой профиль, а я отворачиваюсь, глядя в окно на школьную стоянку и новый день шепотов и намеков. День, где я буду жертвой каждой шутки. Картонный человечек, вся жизнь которого – одно единственное происшествие.

– Я серьезно, –