Этьен и Анна. В мастерской - Мила Дуглас

Мила Дуглас

Этьен и Анна. В мастерской

Иногда, создавая бурное море судьбы для Анны и Этьена в «Соленом ветре Ле Баркарес», я сама ловила себя на мысли: а что там, в тишине? Когда двери мастерской закрываются, и остается только шум их сердец да далекий прибой? Мне страстно захотелось заглянуть в эту бухту, куда они заходят вдвоем.

Поэтому я написала эту бонусную главу. Приглашаю и вас за мной.

Загляните в святая святых Этьена – его мастерскую. Погрузитесь в этот густой воздух, напоенный запахами старого дерева, лака, моря… и чем-то неуловимо личным, их ароматом. Здесь, под скупым светом одинокой лампы, среди теней стапелей и чертежей будущих лодок, Анна пришла «проверять условия». Но вы же понимаете, как быстро реальность сменяется иной? Деловые слова тают, и начинается нечто большее. Нечто настоящее.

Почему я дарю вам эту главу? Потому что основная история – это захватывающее плавание, битвы с волнами, темный секрет. А здесь – тишина. Я намеренно замедлила время, чтобы показать вам не события, а самую суть их связи. Ту глубину, где рождается доверие, способное пережить любой шторм. Где страсть переплетается с нежностью, а юмор снимает последние барьеры. Где они просто есть: соленые, растрепанные, настоящие.

Это взгляд в самое сердце их любви. Подарок вам, кто прошел с ними весь путь. Откройте эту главу. Погрузитесь в тишину мастерской. Услышьте шепот кожи о коже, почувствуйте тепло в полумраке. Увидьте, как здесь строят не только лодки, но и то, что сильнее времени – их вечную любовь. Я заглянула туда сам. Теперь ваша очередь.

Дверь мастерской закрылась за нами с глухим, окончательным стуком. Шум моря, доносившийся с террасы, мгновенно уступил место другой реальности. Реальности запахов: старого дерева, лака, острой стружки и чего-то мужского, терпкого – самого Этьена, его труды, его мечты. Воздух здесь был гуще, теплее, напоенный историей и будущим. Строгие очертания стапелей, где рождались обводы будущих лодок, темнели в полумраке. На большом верстаке, заваленном чертежами и измерительными инструментами, горела одна-единственная лампа под абажуром, отбрасывая теплый, интимный круг света. Это был его священный алтарь, его мозг и сердце.

Я остановилась, прислонившись спиной к прохладной деревянной поверхности шкафа с инструментами. Чувствовала его взгляд, он скользнул по мне – уже не оценивающий, а знающий, предвкушающий. Он знал мои шаги, мое дыхание, мою смелость на эти пять метров в море.

– Ты пришла, – произнес он просто, делая шаг вперед.

– Проверять условия, – ответила я, стараясь сохранить игривую нотку, но голос слегка дрогнул. Мое платье – легкое, летнее, цвета морской волны в сумерках – вдруг показалось мне слишком тонкой преградой. Я чувствовала кожей каждый взгляд, каждое его движение. – Стратегия, инвесторы, надежный фундамент… помнишь?

Он рассмеялся.

– Помню.

Еще шаг. Теперь Этьен был совсем близко. Его руки поднялись, не спеша, и легли мне на плечи. Большие, шершавые от работы, но невероятно нежные в этот момент. Пальцы скользнули вверх, к застежке у шеи.

– Фундамент проверен временем и штормами. А вот облицовка… – Его пальцы ловко расстегнули крючок, затем следующий. Платье ослабло на плечах. – …требует тщательного осмотра.

Я затаила дыхание, когда ткань мягко сползла вниз, открывая то, что было скрыто. Кружевное белье – тончайшее, цвета слоновой кости, купленное в порыве смелости и надежды после тех самых пяти метров в море

– Мама, – мелькнуло бессознательно, – я рискую. Как ты мечтала. Не только в воде.

Этьен замер на секунду, его взгляд скользнул вниз. В уголках его губ заплясали знакомые искорки юмора.

– Прелестно, Аннет, – прошептал он, и в его голосе смешались восхищение и привычная ирония. Пальцы коснулись тонкого кружева на моей груди, провели по нему.

– Хотя… – Он наклонился чуть ближе, его губы почти коснулись моего уха, дыхание обожгло кожу. – …эти лоскуты. Такая красота. Но знаешь, главное их предназначение?

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Радовать глаз… перед тем, как их снять. Процесс… он иногда ценнее результата.

Я рассмеялась, нервно, но искренне. Его юмор, всегда неожиданный, снимал последние остатки напряжения. Как волна.

– Эгоист, – выдохнула я, но мои руки уже поднялись, чтобы помочь ему. Кружевные застежки поддались его уверенным пальцам. Шепот ткани, скользящей по коже, был громче шума прибоя за стенами.

В его ладонях, скользящих по моей спине, линии бедер, к талии, была та же уверенность, с которой он держал рубанок или выверял линию киля по чертежу. Сейчас эта уверенность служила другой цели – исследованию, восхищению, разжиганию. Его губы нашли мою шею, ключицу, то место у основания шеи, где пульс бился, как крылья пойманной птицы. Шепот его перемешался с поцелуями, слова были обрывисты, как волны о камни:

– Ты… соленая… как море… – Поцелуй ниже. – И теплая… как солнце на песке… – Его руки опустились ниже, обхватывая мои бедра, притягивая плотнее к себе. Я почувствовала жесткость его брюк, жар его тела сквозь тонкую ткань рубашки. – Аннет… – Моё имя на его губах было молитвой и утверждением. – Моя русалка… моя… маленькая…

Я вскинула голову, впиваясь пальцами в его плечи, в плотные мышцы спины. Слова рождались сами, вырываясь сквозь прерывистое дыхание, смешиваясь со стонами:

– Этьен… Я здесь… – Поцелуй в уголок его губ, жесткий, требовательный. – С тобой… – Мои руки рванули его рубашку из-за пояса, ладони скользнули по горячей коже спины, ощущая шрамы, силуэты лопаток.

– В твоей… мастерской… твоей верфи… – Я откинула голову, когда его губы нашли мою грудь, а пальцы вновь скользнули ниже, туда, где зарождался настоящий шторм ощущений. – Строй меня… как лодку… – вырвалось у меня. – Дай… поплыть…

Его ответом был низкий стон, почти рычание, и внезапное движение. Он подхватил меня на руки – легко, с той силой, что присуща только ему. Несколько шагов – и моя спина коснулась не дерева шкафа, а чего-то более мягкого, податливого. Старый диван, заваленный мешковиной и эскизами, служивший ему местом для короткого отдыха. Он опустил меня туда, не отпуская, последовав за мной в тесное пространство между телом и спинкой дивана.

Прелюдия закончилась. Началось главное. Плавное, неспешное вхождение, как лодка, соскальзывающая со стапелей в ожидающую воду. Глубокий вздох облегчения, смешанный с новым напряжением. Мир сузился до точки соприкосновения, до шепота кожи о кожу, до прерывистых вдохов, смешивающихся в один ритм. Он двигался с той же сосредоточенной точностью, с какой строгал доску, сверяя каждый толчок, каждое движение на гребне