Ворон, который меня пленил - Екатерина Началова Страница 54

Рейтор нахмурился, а затем развернулся на отца.

— Шутишь?! Но… Что?! От фадийца? Как это скрыли?

— Как-как… Обычными методами. Отрицали… Рыжий подкрашивали. Выдирали, если надо, сбривали. Платки, повязки… А тем, кто приглядывался и болтал, помогали замолчать силой. Через несколько поколений остались только сны. В конце концов черный и настойчивость побеждают любой цвет.

Он поймал ошарашенный взгляд сына.

— Я тоже не сразу поверил. А потом… Я видел во сне твою мать и не смог отмахнуться. Ты видишь Касию… — Наяр улыбнулся. — Ведь видишь?

Искры взвивались в воздух, дрова потрескивали, но Рейтору казалось, что трещит он сам. Влажные глаза Касии, розовые губы, нежные линии ключиц, ее дыхание по ночам, тонкий запах подснежников. Капля пота проступила на затылке и влажно покатилась по позвоночнику.

— Каждый день…

Глава 36. Снова

Первые дни после раскрытия Данаи шли напряженно, нервно, в постоянном ожидании, но затем замедлились и потекли в привычной скорости. Бюро снова заработало. Вестники начали доставлять посылки, я стала заполнять книгу, а на место Данаи пришла новая приемщица, которую заранее тщательно проверили со всеведущим. Но я все равно перестала отстаивать воду, пила только проточную, с осадком. Может я однажды умру от нее, но хотя бы не так быстро, как от отравы.

Все стало почти как раньше, но совсем не так. Утром я часто ловила себя на том, что смотрю на дверь, ожидая увидеть знакомую фигуру. Сердце замирало при каждом хлопке крыльев, но это всегда оказывался кто-то другой, знакомый. Я же знала, что мне нужен тот, чьего лица я не помню и чьего голоса не знаю. Странное ощущение — с надеждой смотреть на незнакомцев и пытаться увидеть.

Двенадцатый… Я могла закрыть глаза и вновь ощутить его прикосновения, услышать шепот, почувствовать, как его руки гладят мои волосы. В такие моменты я остро жалела, что не могу вспомнить его лицо — только размытый силуэт, тепло кожи и жадно-нежные губы. Я ругалась с памятью, силясь приоткрыть наброшенный на нее покров. Как я могу помнить такие детали, но не помнить самого главного? Как могу скучать по тому, кого даже не помню? Спала я теперь без снов, подозревая, что и тут двенадцатый постарался.

Мне остались только мелочи, которые звенели на паутине сознания, словно застрявшие в паутине мошки. Я дорожила ими. Первой мелочью была его рука на спине. Не давящая и не безвольная. Такая не разжимает пальцы от одного слабого движения, но и не пытается сломать. Второй мелочью стала пыль в подсобке: я полюбила вдыхать ее запах и чихать. Третья — перчатки. Я помнила, как раздраженно двенадцатый снимал их. Наверное, его они донимали, зато мне стали нравиться. Я даже приобрела пару, но носила только одну: обрезала у нее кончики пальцев, надевала на правую руку и тайком гладила себя, представляя, что это он, его прикосновение.

Мари меня жалела. В бюро были уверены, что всеведущий мною воспользовался. Я ощущала кислую жалость от вестников: они начали обращаться ко мне несколько иным тоном, свысока… В их глазах я стала жертвой. Конечно, я обязательно бы поддалась сомнению, ведь у меня были причины сомневаться. Он был, но пропал, а я… Таких как я называют долгосидками или перезрелыми, застойными еще… Только вот каждое утро на протяжении следующих пятнадцати дней, я находила на окне подснежники. Я караулила, надеясь, увидеть Его, но цветы каждый раз приносили птицы.

На шестнадцатый день на окне вместе с цветком я обнаружила неподписанную записку:

Сегодня на посиделках.

Щеки горели с утра и до конца дня. Аний даже поинтересовался, не заболела ли я. Что я могла ответить?

Да… Нет…

Меня выкручивало от нетерпения, беспокойства. От радости, что Он назначил встречу. От страха, что его могут поймать, ведь могут, ведь ищут за незаконное воздействие. Вдруг это ловушка? А если за мной следят?

До вечера я дожила с трудом, а затем, оглядываясь и петляя, улетела на посиделки в общий дом. В тот самый, куда случайно попала месяц назад с Мари, где мою руку — я помнила ощущения — крепко поймала мужская рука в перчатке.

Прилетела я рано. Общий дом был еще не разогрет, пуст и только-только просыпался. Гостей толком не было, внутри суетился только Ирен, да несколько старших. Периодически дверь приоткрывалась, внутрь заглядывал чей-то любопытный глаз и тут же исчезал: немногие хотели стоять в пустом зале, большинство планировали войти в разгар уже готового веселья, а не трудиться над его созданием. Я прибилась к старшим. Бралась за все — закрывала коврами окна, мела пол, носила бузу, помогала двигать скамьи. То и дело поглядывая на дверь, я громко смеялась, создавала много шума и даже кокетничала, от чего Ирен тут же назначил меня хозяйкой посиделок. Себя он назвал хозяином, и непринужденно вертелся поблизости.

Подозревая уже всех, и его в том числе, я от знаков внимания не отказывалась. А вдруг Ирен? Ведь он свободен, опять же был на посиделках месяц назад… И пусть я знала Ирена уже лет семь, недооценивать силу всеведущего я не могла. Что если он внушил мне, что я знаю, а на самом деле иначе? Ирен худощавый, вертлявый, одного со мной возраста, правда, выглядит младше. У него длинное, чуть вытянутое лицо, и кривоватые ноги. Не то, чтобы откровенно привлекательный, но энергичный, дружелюбный, не отталкивающий. На всякий случай я завела с ним наводящий разговор.

— Ир, какие игры будут?

Украдкой поглядывая на парня, я держала вышитый ромбами ковер. Ирен тщательно прибивал его к окну — в посиделках нельзя было допустить даже щели дневного света. В окружении Ирена вовсю ходила поговорка: «Черный — знак качества».

— Думаю, «Или-или». — Ирен шарахнул по гвоздю в последний раз и любовно оглядел результат. — В нее давно не играли.

Эта игра проходила при свете. Я слегка огорчилась.

— А в разбойника?

— В прошлый раз было! — Отмахнувшись, Ирен оценивающе посмотрел на меня. — А что, хочешь? В разбойника?

— Хочу, — прямо ответила я, ухитрившись даже не смутиться.

Если Ирен — это Он, то он согласится. А если не Он — не согласится. Хотя…

— Со мной хочешь сыграть? — приподнял брови Ирен.

Рядом разжигали огонь. Вспыхнувшее в чаше пламя озарило лицо Ирена, вдруг ставшее таинственным и хитрым.

— Если поймаешь, — уклончиво ответила я, напряженно глянув на