Ворон, который меня пленил - Екатерина Началова Страница 37

— Позвольте возразить, коллега, — брезгливо произнес худой и высокий мужчина рода Змеев, кончиком длинного пальца аккуратно отодвигая лезвие. — Какое еще вос-спаление? Очевидное от-рав-ле-ние. Род Воронов, как известно, крайне неразборчив в еде. Даже скажу, едят, что попало. Судя по всему, данная миса…

— Простите, бэр, но где рвота? — тихонько вмешалась повитуха, настырная сухонькая старушка. — Рвоты нет, а известная реакция на отравление…

Змей смерил старушку снисходительным взглядом.

— Да будет вам извес-стно, — нудно затянул он, — что рвота не является обязательным симптомом при отравлении. Её наличие или отсутствие зависит от нескольких факторов: путь попадания токсина, тип токсина, доза…

— Вот вы сами составили список употребленных продуктов за последний день. Ну, и чем она могла настолько сильно отравиться? Какие токсины? — с жаром возразил Волк. — В простокваше? В съедобной ягоде, конфете или супе? Я не вижу в списке ничего экстраординарного, а миса уверяет, что…

— Пирожок с мясом подозрительный, — Змей инспектировал список, который составил первым делом. — А суп, который она съела, чтобы он не пропал? Тоже вполне…

— А что миса скажет… — вступила повитуха.

— Оставьте в покое мису, она ничего не знает! Ваш диагноз?

— Очень возможны проблемы по женской части!

— Это воспаление придатка! Или непроходимость!

— Похоже, вы не придаете значения всем тонкостям диагностики! О какой непроходимости может идти речь, если…

Бас Волка, тенорок повитухи и шипящий голос Змея проплывали мимо меня без задержек, то резко прыгая, то плавно извиваясь. Я вся будто плавала в мареве колючего сухого моря, неведомо как наполнившего воздух комнаты. Лежала я в одной ночной рубашке, но стыда не чувствовала. Пусть сейчас прошла бы и рота мужчин, каждый из которых взглянул бы на мой живот, лишь бы закончилось! Я была готова уже на что угодно.

— …я дал мисе и рвотное, и слабительное немедленно, как пришел — все вышло успешно с обеих сторон. Непроходимость, говорите?

— Вы не рожавшая? Боль в дни крови бывает?

— Давайте проведем дополнительные исследования!

— Из-за того, что вы накормили пациентку своими снадобьями, все и непонятно! Неизвестно, открылась бы рвота и диарея или нет! Еще и обезвоживание! — Волк приподнял мне голову, заставляя выпить настойку. Кажется, из пырея. — Как вы себя чувствуете? Гораздо лучше от самого худшего состояния? Немного лучше? Так же? Или хуже?

— Немного лучше… — Я скрипнула зубами — от усилия живот снова скрутило.

— Вот! — Змей поднял палец в воздух.

— …но еще сильно болит.

— Вот, — ехидно прокомментировал Волк.

Дожидаясь, когда лекари разберутся между собой, я уставилась в потолок, качаясь на волнах странного лихорадочного озноба. Дверь скрипнула: в комнату настороженно заглянула хозяйка дома, грузная дамиса Анеяла из рода Быков.

— Постоялица-то моя не помрет? — тяжело дыша после подъема на второй этаж, спросила она у повитухи.

Повитуха уважительно подошла к ней ближе.

— Порядок даст, не помрет, — вполголоса заметила она. Я прекрасно слышала обеих.

— Кровать под ней хорошая, — заметила Анеяла громким шепотом. — Не надо на ней помирать. Если соберется, скажите мне, дамиса, у меня другая кровать есть, помиральная.

Хозяйка мне досталась странная, с кучей правил: не скрипеть полом после заката, не зажигать свечи после рассвета, не сушить белье в пасмурные дни… Быки — род приземленный хозяйственный, но бывают у них по приметам свои пунктики…

— А кто за вызов платить будет? — озабоченным шепотом уточнила повитуха. — Дело, гляжу, не по моей части. Уйти бы.

— Не я же! — тотчас возмутилась хозяйка. — Кто вызвал тот и платит.

— А кто вызвал?

— Так не я!

— Мне записку ночью сова принесла. Обещались щедро расплатиться по утру…

Разговор прервался резко.

— Подойдите, дамиса, я заплачу за вызов, — с трудом подала я голос, прикрывая глаза. Любое действие сейчас давалось непросто. Дамиса на удивление молча подошла, мягко взяла мою руку и зачем-то положила палец на запястье, чтобы измерить пульс.

— Спасибо, что пришли… Деньги в сундуке под кроватью. Возьмите сами, сколько надо, — произнесла я с закрытыми глазами. Разбираться в загадке появления лекарей я сейчас была не в состоянии.

— Касия, — произнесла повитуха голосом Рейтора.

Вздрогнув, я так и осталась лежать с закрытыми глазами. Рейтора здесь быть не могло, значит — видение… Очень хотелось ответить, пожаловаться ему, но так, чтобы лекари не слышали. Поэтому я только улыбнулась, не открывая глаза.

«Я так рада, что ты мне привиделся, — мысленно сказала. — Мне страшно одной».

— Касия, я здесь, — ответил голос Рейтора. — Открой глаза.

С трудом разлепила ресницы.

Около моей кровати, оттеснив лекарей, стоял настоящий, широкоплечий и очень-очень хмурый Рейтор. Он и держал меня за руку.

— Рей…?

Я вся потянулась к нему навстречу. Не обрадовалась — больше… Я будто поднялась в небо без крыльев при виде его лица. Ни на миг не задумалась, как Рейтор тут очутился, откуда узнал.

— Ч-ч-ч, не шевелись пока. — Рейтор сел на краю кровати, вытянул сбитое за ночь одеяло, заботливо прикрыл им меня сразу по плечи, а затем требовательно поднял глаза на лекарей. — Так что с мисой?

При нем все вдруг пришло в движение. Живо забегала по поручениям хозяйка, внезапно пришли к компромиссу Волк со Змеем, на мой многострадальный живот положили холодный компресс, дали еще отвара и послали за молоком. Я цеплялась за руку Рейтора, ужасно боясь, что он вот-вот уйдет, а я снова останусь одна, но Рейтор не уходил. Следующие часы заполнила нудная суета, которая традиционно воцаряется на время болезни. Каждую минуту выясняется, что больному жизненно нужно что-то сделать: принять, выпить, измерить, потрогать, переодеть, протереть; каждое движение растягивается во времени в несколько раз и невозможно без помощи. Рейтор был рядом — приподнимал, поил с ложечки, вытирал лоб и даже носил меня в отхожее место. Боль, которая до него пульсировала, не теряя силу, вдруг начала отступать и — неожиданно замолчала. Меня будто накрыл невидимый защитный купол, под которым царит абсолютная безопасность. Пусть хоть что будет снаружи — внутри не страшно.

— Поспи. Не беспокойся. Я отлучусь, но вернусь до вечера, — шепнул Рейтор на ухо.

Его голос доносился до меня, словно он говорил сквозь толстую завесу из ваты.

Кажется, я уснула сразу, как только он произнес: «Поспи».

В раннем детстве такое же волшебное действие на меня производило присутствие мамы. Мама была моим куполом, утешением, защитой, которую я искала в минуты страшных для себя событий вроде ночного кошмара или оцарапанного пальца. Когда я выросла, волшебное действие мамы на меня закончилось,